Очнулся он под утро. Ярко светило солнце, пели птицы. Он осторожно раздвинул ветки, поозирался по сторонам и вышел к воротам. Вошёл во двор. Было тихо. Вода плескалась в берега плотины, чистая, почти прозрачная, в отдалении, как всегда распластали по воде широкие листья жёлтые кубышки, над пригретой солнцем осокой летали утренние стрекозы, отсвечивая изумрудно-синим, нечто вроде лёгкой белесоватой дымки расходилось в дальних омутах. Не выпряженная лошадь, таская за собой телегу, мирно щипала траву… Антип посмотрел на телегу и чуть не обмер: крышка с гроба была сорвана и домовина была пуста… Тело Василисы исчезло. Значит, его зрение не обмануло — в доме была Василиса! Он вытер внезапно вспотевший лоб. Что-то странное творилось в последнее время. Он не мог свести концы с концами…
Антип вытер рукой лицо, будто снимал сон, затаённый вздох вырвался из груди, и он побрёл к дому. Остановился на крылечке, не в силах взяться за ручку приоткрытой двери. Набравшись решимости, потянул дверь на себя. Пройдя через гулкие сени, где каждый шаг отдавался дрожью в груди, вошёл в дом. И тут опять кошмар прошедшей ночи встал перед глазами, и он понял, что прошедшее ему не приснилось.
В передней вещи были разбросаны. На столе кучкой был собран пепел из трубки, которую курил один из ночных пришельцев, пепел покрывал пол возле лавки, на которой сидел человек в треуголке, на сундуке валялась замусоленная треуголка и особенно его поразил тесак, воткнутый в фотокарточку Антипа, которую он сделал не так давно будучи в городе. На подоконнике обнаружил маленькую ладанку, которую Василиса носила на груди. Сомнений быть не могло — это была её ладанка. Как она сюда попала и куда исчезло тело Василисы. Голова разрывалась от прилива крови. Антип чувстовал, как кровь наполняет её жилы, и она вот-вот лопнет от напора. Он стиснул голову руками, сознание готово было покинуть его, дрожали ноги, как у обессиленного человека, но он сдержался и, выйдя в прохладные сени, присел на порог.
Никак не совладав с ознобом, бившем его, и в то же время готовой от наряжения взорваться головой, не в силах больше оставаться в доме, и даже на мельнице, он побрёл куда глаза глядят.
Сутки он провёл в лесу, сидя на берегу Язовки и бессмысленно глядя перед собой. Голод и жажда не мучили его. Он был как бы отстранённым от самого себя. Только утром следующего дня он начал мало-помалу соображать и вернулся на мельницу. На дворе протяжно мычали коровы, кудахтали голодные куры, визжали осатаневшие без еды поросята.
Антип накормил скотину, прибрался в доме, сготовил себе обед, только сейчас осознав, что более суток ничего не ел и не пил. Дня через три он окончательно пришёл в себя, но не мог без дрожи во всём теле вспомнить ужасную ночь и пропажу покойной Василисы.
Выкопав зарытые в лесу скитские сокровища, наняв батрака, чтобы тот приглядел за скотиной в его отсутствие, запряг лошадь и поехал в город продать золотые вещи. На мельнице он не остался бы ни за какие деньги: здесь всё напоминало кошмар той ночи. Он уже решил, что будет делать. На вырученные от продажи вещей деньги, он приобретёт невдалеке отсюда землю, поставит дом и обзавёдётся хозяйством. Будет жить на хуторе, чтобы ничто не напоминало ему о старой нечистой мельнице.
Часть пятая
Неведомой тайгой
Глава первая
Поздний гость
Вечером, когда роса обильно смочила траву, а деревья слились с ночной темнотой, в окно большого дома богатого хуторянина Антипа Маркелыча Загодина постучались условным стуком. Хозяин, приготовившийся спать, отдёрнул занавеску. Через стекло смутно различил знакомое лицо. Махнул рукой, давая знак, что сейчас выйдет. Прошёл в сени, спустился по ступенькам во двор, мощёный осиновым мостовником, откинул широкую дверь на кованых петлях, обильно смазанных дёгтем, чтобы не скрипели, вышел и огляделся.
Из-за угла прируба возникла фигура человека средних лет, коренастого, в сапогах и галифе, в рубашке полувоенного покроя навыпуск, с накладными карманами. На поясе, охватывающем тонкую талию, висела кобура. В руке темнел наган.
Антип Маркелыч ещё раз посмотрел по сторонам, сказал сердитым шёпотом:
— Сказывал я тебе, Бредун, не наведывайся ко мне без надобности великой. Ведь договорились, где встречаться.
— Да я без надобностев и не встречаюсь. Милиционеры хазу обложили. Еле утекли. Какой-то сучонок заложил нас…
— Поэтому надо быть осторожнее.
— Пожрать дашь и я уйду.
— Ты один? — ещё тише спросил хозяин, осторожно шагнув в сторону и заглянув за угол.
— Петька с Тарасом в овине прячутся.
— Нелёгкая вас принесла! Мой дом на примете…
Пришедший криво усмехнулся, хотел вложить наган в кобуру, но раздумал.
— Они верят тебе. А когда ты меня за твоего жеребца костерил везде — приняли за своего. Расписал хуже не бывает…
Антип Маркелыч сплюнул:
— Ты о властях что ли?
— Ну, а про кого же…
— Надолго ли сочтут своим?
— Имущество в колхоз отдал. Это же надо! Кулак решил обществу голоштанному помочь! Теперь ты свой в доску. Так что тебе нет резону пугаться.
— У деревенских столько глаз…