— Это тебе, сучий рот, за Настю, это за меня, а это, чтоб в другой раз не лез.
Хорошо, что Семён до кнута дотянулся. Подобрал его, а тот длинный, пастушеский, чуть ли не в десять аршин, и давай нападавших охаживать. Отстегал так, что рубашки от крови к спинам прилипли. А Бредуну и лицо попортил. До сих пор у него отметина от кнута — шрам от краешка губы до шеи.
Что было бы дальше, неизвестно, но развела их в разные стороны германская война. Сначала Бредуна взяли в армию, потом Семёна. После революции Бредун где-то отсутствовал лет с десяток, потом появился в деревне, но долго не нахозяйничал — сколотил банду и начал грабить и жечь. Не встречался с ним Воронин, но всегда опасался, что может бандит выкинуть какую-либо штуку, тем более, что Настя стала женой Семёна.
Бредун спешился. Бросив поводья товарищу, задержался у входа. По настороженной фигуре, по глазам, пытливо обежавшим пространство вокруг чайной, Семён понял, что он что-то заподозрил или проверяет — нет ли здесь какого-либо подвоха. Он знал, что его ищут, но не таился, как поступил бы другой на его месте, а наоборот, дерзко выходил на искавших и всегда оставлял их в дураках. Тревожная жизнь приучает человека к осторожности. Вот и Бредун, как зверь, втягивал носом воздух, озирался, стараясь понять, где таится опасность.
Сам в чайную поостерёгся идти, а послал одного из своих бандитов. У банды был свой почерк. После очередного поджога или грабежа они два-три дня отсиживались в укромном месте, которого до сих пор никто из милиции не сыскал, хотя немало прилагалось для этого усилий, а потом появлялись в какой-либо деревне. Чайных было предостаточно и в какой именно они будут, трудно было предположить, их ждали в одной, а они как бы в насмешку, появлялись в другой. На сей раз от какого-то осведомителя, может быть, даже близкого к шайке Бредуна, кому надоело помогать бандитам, узнали о трёх возможных местах их появления. И вот в одно они приехали.
Посланник Бредуна вышел из чайной. Что-то сказал предводителю. Что именно, слышно не было. Но Бредун не спешил заходить — его что-то пугало. Семён так и прилип к лицу Бредуна, думая, войдёт он или не войдёт. Главарь внимательно осмотрел телеги, расположенные возле чайной, лошадей, пощипывающих траву у изгороди, занавески за пыльными стёклами. И вдруг крикнул: «Атас!» и быстро вскочил на лошадь. Его товарищи замешкались. В дверях появились милиционеры. В руках одного был наган. Бредун выхватил в мгновение ока револьвер из кобуры и не целясь выстрелил в милиционера. Тот выронил оружие и схватился за руку. Бредун повернул лошадь и во весь карьер помчался вдоль деревни. Одного бандита убили сразу же, только он успел вскочить в седло. Другой, забежав за угол, стал отстреливаться, но на него навалились двое, подбежавших сзади, и скрутили руки.
«Уйдёт!» — подумал Семён, глядя на удалявшегося Бредуна. Как всегда уйдёт! Ему вспомнилось лицо Бредуна, когда тот бил Воронина на пастбище: жестокое, с ощеренным в безудержной ярости ртом, с глазами, в которых таилось кровавое сладострастие: он получал наслаждение от того, что противник повержен и теперь извивается всем телом, увертываясь от побоев. Семён выбежал из-за ограды и вскочил на одну из бандитских лошадей. Каблуками пришпорил животное и помчался вслед за главарём бандитов.
Бредуна он увидел на другом конце села. Жеребец у того был хороший и во всю прыть нёсся по пыльной дороге. Семён свернул с улицы и через прогон, срезая участок пути, понёсся наперерез бандиту. Не замечая за собой погони, Бредун думал, что его не преследуют. Каково же было его удивление, когда до леса оставалось метров двести-триста, сбоку от себя увидел выехавшего из ложбины всадника. Он был совсем близко от него, мчась наперерез, стремясь отрезать от леса. Бредун навел револьвер и выстрелил. Пуля просвистела у виска Воронина.
Бандит на полном скаку уходил в лес. Семен отставал от него метров на тридцать. Пригнувшись, он скакал во весь опор и расстояние между ними медленно сокращалось. Бредун из-под руки выстрелил ещё два раза, но опять промахнулся. Глинистая дорога в колеях и ухабах кончилась. Замелькали кусты. За небольшой луговиной зеленел густой лес. Семён, боясь, что Бредун уйдёт, тоже выстрелил и от огорчения сплюнул — стрелок он был никудышный.
Лес обступил их с двух сторон. Бредун свернул с дороги и осадил жеребца под деревьями. Когда Семён поехал за ним, тот с близкого расстояния выстрелил в Воронина дважды. Конь поднимался на бугор и две пули попали ему в грудь. Падая вместе с конём, Семен успел выстрелить в хорошо видимого Бредуна. Его жеребец шарахнулся в сторону, и бандит вылетел из седла.
Поднявшись на ноги, Семён подбежал к Бредуну. Тот отскочил за дерево и ещё раз выстрелил. Фуражка слетела с головы Воронина. Он тоже хотел выстрелить, но наган дал осечку.
— Стой, Федька! — крикнул бандиту Семён. — Сдавайся!
— Тебе? Никогда, — ответил Бредун.