Огненный скит.Том 1

Столярничать Степану не пришлось. Его определили в бригаду по валке леса, вернее, в одну из бригад, а всего их было шесть по двенадцать человек в каждой. Бригадиром в Степанову группу назначили Баштакова также из ссыльных, маленького чернявого человечка с длинным, прямым, вечно мокрым носом, которым он поминутно хлюпал, с маленькими чёрными, словно земляные жуки, глазами. Был он капризен и зол. Злость вымещал на вальщиках — то ли хотел выслужиться, то ли по натуре был таким. Выкобениваясь перед подчинёнными, гнул подобострастно спину перед лагерным начальством, заискивая и всем видом своим показывая лакейскую угодливость. «Лагерный поджопник», дали ему кличку ссыльные. Не любил он всех без исключения, но больше остальных от него доставалось Степану, самому молодому в бригаде. С Андреем их развела судьба: тому досталось тёплое место — лагерная кухня. Он действительно владел специальностью повара и кашеварил в части на действительной службе. Степан стал его редко видеть, да и при встрече говорить особенно не хотелось: Андрей заважничал, заметно прибавил в весе, его сытая физиономия ничем не напоминала ту, которую знал Степан месяц назад в «телятнике».

Каждое утро Баштаков выстраивал бригаду и после переклички, разобрав пилы и топоры, она выходила на делянку в сопровождении нескольких конвоиров.

— Вишь, — указывал Баштаков на участок тайги. — От сих и до сих ваша площадь. Вали подчистую.

Степан с напарником Фоминым из вологодских крестьян, выполняли свою норму, как все в бригаде, но Баштаков вечно был ими недоволен. Чаще, чем к другим, он в течение дня подходил к ним, стараясь каждый раз прочитать нравоучения.

Увидев, как он пробирается, скрываясь за кустарником, чтобы его не заметили, надеясь застать врасплох, как он считал, нерадивых вальщиков, глазастый Фомин поднимался с пня и торопил Степана:

— Вставай, бери пилу! Фараон идёт…

Баштаков раздвигал кусты и думая, что подкрался незамеченным, строго бросал:

— Филоните. Молодой, хватит сидеть!

— Так я работаю, — отзывался Степан, зная, что бригадир обращается к нему.

— Разве так работают! Живее шевелись! Шустрей дёргай пилу-то…

— Так я изо всех сил дёргаю.

Степан с Фоминым, выполняя указания старшего, ещё старательнее дёргали пилу за ручки. Удостоверившись, что подчинённые работают, как надо, Баштаков уходил, грозя каждый раз за плохую работу отправить нерадивого в «каземат» — тёмную и сырую землянку, куда заключали провинившихся, сажая на хлеб и воду.

— Ну и…, — ругался Фомин, смахивая с лица бисеринки пота. — Сам такой же, как мы, а выслуживается, паршивец…

В один из дней Степану придавило комлем лиственницы ногу на подъёме стопы. Сначала он не обратил на это внимания, в горячке, ходил прихрамывая, но к вечеру ногу словно огнём жгло, она распухла и на неё нельзя было наступать. В лагерь шёл ковыляя. Фомин предложил сообщить о случившемся Баштакову, но Степан воспротивился:

— Не говори ему, авось, к утру пройдёт.

— Как скажешь. Тебе виднее, — не стал спорить напарник.

Но к утру стало хуже. Нога отекла и посинела. Степан кое-как всунул распухшую ступню в бутсы, вытащив шнурок. Работать он не мог. Фомин сказал об этом Баштакову. Тот прибежал словно наскипидаренный.

— Симулянт, — заорал он, ешё не видя ноги Степана. — От работы отлыниваешь! В лазарет захотел!

Распалясь, бригадир кричал, что не позволит симулировать, и что молодой у него загремит куда надо.

Однако, увидев сине-жёлтую ступню, вздувшуюся словно тесто и блестевшую будто её намазали жиром, смягчился:

— Что — и работать не можешь?

— А на кой хрен я бы за тобой бегал, если бы он мог работать, — ответил за напарника Фомин, глядя в упор на бригадира.

— А я тебя не спрашиваю, — отрезал Баштаков, хлюпнув носом. — Тоже мне защитник нашёлся. Топай до лазарета, — разрешил он Степану.

— Я провожу его, — вызвался Фомин.

— Без провожатого дорогу найдёт.

— Так он без помощи не дойдёт. Смотри, еле стоит.

— Что ты мне перечишь! Доковыляет. Сюда дошёл и отсюда дойдёт. Здесь нянек нету. Под ружьём дойдёт. А твоё дело, Фомин, пилить деревья.

Баштаков сдал Степана конвоиру и тот сопроводил ссыльного до ворот лагеря.

— Доковыляешь дальше один, — криво усмехнулся он, закрывая вместе с караульным ворота.

Лагерь был тих — большинство его обитателей, пользуясь погожими предосенними днями, работали в тайге. Степан увидел только четверых тщедушных заключённых, ногами месивших глину для возводимых печей. «Ну вот, — невесело подумал он, глядя как голые ноги мнут глину, — печникам уже работа нашлась, а столярам черед не пришёл».

Где вприпрыжку, где осторожно ставя больную ногу на пятку и морщась от боли, до хруста сдавливая зубы, Степан доковылял до угла лагеря, где был сколочен грубый дощатый сарай, служивший лазаретом.

Остановился у грязных ступенек, раздумывая, как он заберётся на крылечко. Из распахнутой двери появился мужчина лет сорока со скуластым лицом, в грязном тёмном халате, с мусорным ведром в руке. Хмурое лицо повернулось в сторону пришедшего.