Кирилл посмотрел на Андрея, который смотрел в пол, потом на меня, наоборот, смотрящую на него во все глаза, снова на Андрея и последний раз на меня. Я была готова увидеть в его глазах злость, презрение, да что угодно! Но в его серых глазах я увидела боль.
Я согнулась, словно получила удар под дых, это было мучительно, невыносимо.
Моя рука начала подниматься навстречу к нему.
— Понял, — ледяным голосом произнес Кирилл, развернулся на каблуках и пошел к двери. Моя рука поймала воздух.
Господи, как же больно!
— Андрей, — взмолилась я, позабыв о всякой гордости. — Сделай что-нибудь, поговори с ним!
— Да что тут сделаешь, — пробормотал Андрей, и только рукой махнул.
И тогда я стремглав бросилась за Кириллом.
"Стой, дуреха! — взывал ко мне Зверь. — Дай ему остыть. Только хуже сделаешь!"
Но я не слушала, я должна была хотя бы попытаться объяснить, он не должен был уйти так.
Я выскочила из офиса как раз в тот момент, когда двери лифта за Кириллом закрылись.
"Да стой, кому говорят!"
Но я уже бросилась к лестничной клетке. Плевать на лифт, я успею!
Бежала так быстро, как только могла. Я должна с ним поговорить! Он не должен был вот так уйти.
Я догнала его на стоянке, схватила за руку, когда он уже собирался сесть в машину.
Кирилл остановился, посмотрел на меня, мягко, но решительно высвободил руку.
— Умоляю, дай мне объяснить! — выдохнула я.
Он смерил меня взглядом. И каким же холодным был этот его взгляд. Вот сейчас звание Ледяного Короля ему бы подошло.
— Чего ты хочешь? — голос спокойный, на лице безупречная вежливая маска, именно так Кирилл общался с посторонними людьми.
Нет-нет-нет…
— Я хочу объяснить, дай мне шанс, пожалуйста, — взмолилась я, я и сама себе была в этот момент противна.
Кирилл облокотился на автомобиль, скрестил руки.
— Объясняй.
— Я… я… не хотела, — выдала я, запинаясь после каждого слова. — Я очень тебя люблю, я бы никогда не сделала ничего подобного… Я много выпила… Я…
Взгляд Кирилла по-прежнему был ледяным.
— Он тебя заставил? — снова этот вежливый тон.
— Я… Он… Нет, — наконец, собравшись, твердо ответила я.
Кирилл кивнул каким-то своим мыслям, потом снова посмотрел на меня.
— Я не твой отец, чтобы блюсти твое целомудрие, — сказал он. — Ты взрослая девочка, и ты имеешь право поступать так, как тебе заблагорассудится. Я тебе не хозяин и не судья.
— Я не… не хотела, — сделала я последнюю жалкую попытку, чувствуя, что все кончено, что сделанного уже не воротишь. — Прости…
На пару мгновений он сбросил маску, и из его голоса исчезло спокойствие.
— Я, как идиот, все выходные переживал за тебя. Думал, что обидел, что тебе плохо оттого, что я не сдержал обещание, думал, как все исправить. А ты не долго обижалась, не так ли? Быстро нашла себе замену, — мне нечего было на это сказать, каждое его слово было верно. — Когда?
Я, не понимая, уставилась на него.
— Что — когда?
— Когда ты бросилась искать себе утешение? В тот же день? В субботу? Или может, все-таки погрустила пару дней?
Мое лицо горело.
— В тот же день, — прошептала я.
— А я еще, как дурак, извинялся, — пробормотал он, а потом на его лицо снова вернулась маска. — Мне пора в Ясли, меня ждут.
Я молчала, направив все силы на то, чтобы не разреветься прямо на стоянке.
Кирилл бросил на меня один долгий пронзительный взгляд и сел в машину. Я так и стояла, не шевелясь и не делая больше попыток его остановить. Он завел автомобиль и уехал, даже не прогревая двигатель.
"Довольна? Я же говорил, только хуже будет".
Куда уж хуже? Я не ответила. Что тут было сказать? Если бы я вовремя слушала Зверя, у меня вообще бы не было проблем…
На негнущихся ногах я вернулась в офис. Здесь уже никого не было, кроме Леночки.
— О Господи! — вскрикнула она, увидев меня. — Изольда! На тебе лица нет! Что случилось?
Я опустилась в кресло, закрыв лицо руками.
— Дай воды, пожалуйста.
— Сейчас! — я не поднимала головы, слышала лишь, как застучали каблучки. — Вот, держи, — она сунула мне в руку прохладный стакан.
— Спасибо, — пробормотала я.
Леночка села в соседнее кресло, участливо положила руку мне на плечо.
— Милая, ну что случилось? Кто-то умер?
Что ж, наверное, вид у меня был соответствующий, раз она могла так подумать.
— Я.
— Чего? Не говори глупости.
А у меня действительно было чувство, что я умерла. В сердце было так пусто, уже даже не больно, просто пусто, ощущение беспомощности и безвозвратности. Я сама вырыла себе могилу, собственными руками.
Я просидела неподвижно минут десять.
— Тебе лучше? — заботливо спросила Леночка.
Лучше? Мне? Навряд ли.
Но Леночке я кивнула:
— Я в порядке.
— Это из-за Кирилла? — не отставала та. — Вы поссорились? Я видела, как ты побежала за ним.
— Поссорились, — эхом повторила я. — Если бы.
Ссора — это всего лишь ссора, ссора всегда подразумевает примирение.
— Я не понимаю, — между бровей девушки пролегла морщинка. — Что случилось?
— Все хорошо, — пробормотала я, возвращая Леночке стакан. — Правда, все хорошо.
Я встала и побрела к кабинету Золотаревского.
— Старик, наверное, меня уже искал?
Леночка вскинул брови, в отличие от остальных, я никогда не называла Владимира Петровича стариком.