Огни Анютинска

такой сильной неожиданностью… Все эти годы он медленно угасал.

Выглядел он последнее время гораздо старше своих лет. Жил один, потерял

интерес почти ко всему, и только часами думал о своей Алиночке… Потом и

с памятью у него стало плохо, как у дряхлого старика. Мы периодически

заезжали к нему, когда ехали мимо, как и сейчас… и каждый раз он

спрашивал меня, какое сегодня число… оставлял на комоде или на тумбочке

телефон или ключи, и через пять минут начинал их искать, забывая, куда их

положил…

- Да, в этот раз он по всему дому искал какие-то фотографии…

- А, ну да, фотографии… Он мне отдал их в мой прошлый приезд и

попросил заламинировать, а сам, видимо, забыл об этом и подумал, что где-

то их потерял. Вот я их привез… Но возвращать уже некому. Теперь я отдам

эти фотографии Вам, - водитель отдал конверт с фотокарточками

Леснинскому. - Все он забывал, что было совсем недавно, но то, что было

давным-давно, до того, рокового дня, он помнил прекрасно… Как будто в

тот день время для него остановилось… Сначала, первые годы он еще

путешествовал, находил в чем-то интерес, но потом… Да, обидно терять

хорошего друга…

XXVII

Путники подошли к грузовику.

- Вот, это наша тапковозка, - торжественно объявил водитель. –

Заходите, присаживайтесь в люльку, там Вам никто не будет мешать.

- Куда? - переспросил Леснинский.

- Ну… там полочка такая есть сзади в кабине, за сидениями, ну как в

поезде такая полка, мы ее люлькой называем. Когда едут в дальние рейсы,

там один из водителей отдыхает, пока другой за рулем. А у нас расстояния

обычно не такие уж большие, поэтому в люльке мы пассажиров возим.

Леснинский забрался в люльку. Кабина грузовика, снаружи

казавшаяся маленькой и узкой, внутри была весьма просторной. Там легко

могли уместиться человек пять.

- Гони! – сказал вошедший вместе с Леснинским водитель своему

напарнику, который в это время сидел за рулем.

- А где останавливаться будем?

- Ну давай в Северном…

Замигал оранжевый огонек левого поворотника, предвестника

долгого пути… Грузовик, кряхтя и подпрыгивая, поехал по улице,

испещренной ямами, в сторону переезда: туда, откуда показался он в

последние секунды Земетчина… Село Ивановское растворилось где-то

позади в вечернем тумане, оставив неизгладимый отпечаток в памяти

Леснинского. После переезда дорога стала чуть получше, а еще метров через

пятьсот путники выехали на шоссе, где можно было разогнаться. По обеим

сторонам дороги тянулся беспросветный лес, и лишь только изредка

тусклыми огоньками мелькали какие-то деревеньки.

- А Вы давно с Арвидасом были знакомы? Просто, я вижу, Вы очень

хорошо его знаете: Вы говорите сейчас о нем то, что он сам мне

рассказывал, в точности, как из первых уст… - продолжил разговор

Леснинский.

- Ой, не то, что просто давно… Со школьной скамьи. В пятом классе он

к нам пришел учиться. Был он таким замкнутым, нелюдимым… Как пришел

в первый же день, сразу сел за последнюю парту и ни с кем не разговаривал,

разве что, по делу только иногда, спросит, в каком кабинете урок, например,

или ручку попросит… А так – сидел и молчал часами, как будто он столб. Не

знаю, почему, но меня такие люди всегда как-то притягивали… Я с ним

заговорил однажды, не помню уж, с чего начался разговор. Он оказался

очень интересным человеком, рассказал мне многое. Он открывался только

тем людям, которые подходили к нему по-доброму: с теми

одноклассниками, которые бросали в его адрес всяческие издевки… ну,

понимаете, как это в школе бывает… он просто не разговаривал. Мы с ним

подружились еще в те времена. Потом, уже после окончания школы, он

уехал в другой город, где, впоследствии, и встретил свою Алину… а я остался

в Мерзкособачинске.

- Как?! – удивился Леснинский. - Вы тоже из Мерзкособачинска?

- Да… Я жил там очень долго, с самого рождения до недавнего

времени… Закончив пятую школу…

- Выходит, мы с Вами еще и учились в одной школе? – перебил его

Леснинский.

- А Вы тоже в пятой? Меня зовут Иван Демихов, хотя вряд ли это Вам

о чем-нибудь может говорить, ведь мы с Вами учились в школе совсем в

разные годы. Так вот, закончив эту школу, я поступил в тамошний

университет, ну, он там один… Потом работал абы где, сначала в какой-то

конторе, потом в мебельном магазине, потом… да, наверное, местах в

двадцати разных… Жил я все это время один, такой я по своей природе, не

умел я никогда знакомиться, не любил всяких шумных компаний… С

каждым годом мне все стало медленно, но верно надоедать. Весь мой день

состоял из работы, дороги туда и обратно в переполненной маршрутке,

постоянной ругани в этой маршрутке со всякими тетками, которые делают

замечания всем по поводу и без повода, вечерних посиделок около