Огонь и Ветер

– Но ведь до очередного отбора невест еще целая неделя! – не выдержала я. – Неужели Его Величество не пожалеет деву, не разрешит ей хотя бы попытаться показать себя с другой стороны? Вполне возможно, ее поступок был действительно случайностью, и было бы несправедливо…

– Его Величество не отдает поспешных приказов и не меняет своих решений по прихоти легкомысленных дев, – сверкнув глазами, прервала меня Варагад. – Но для л’лэарди Бараз действительно еще не поздно изменить мнение повелителя о себе в лучшую сторону. Например, она может вместе с невестами посвятить эту неделю благотворительной деятельности.

Риннэн, как дочь генерала, вызвалась поехать в приют солдат-инвалидов. Кахалитэ, оказывается, знала о бедняках и благотворительных комитетах столицы едва ли не более самой принцессы, впрочем, к восхищению последней.

– Я вижу, что интерес к благотворительности у вас глубокий и деятельный, в отличие от многих л’лэарди, для которых это всего лишь забава.

Ну а меня отправили ухаживать за больными. В больницу имени его основателя, императора Авердана Второго.

– Зрелище страданий и смерти должно усмирить вашу гордыню и легкомысленность. Возможно, вам удастся что-то переосмыслить.

Больница Авердана Второго ничем не напоминала построенную в нашем городке крохотную грязную лечебницу для бедняков, куда мы с мамой однажды приезжали раздавать милостыню. Это были четыре огромных, высоких здания, окружавшие вымощенный гранитными плитами внутренний дворик, в центре которого бил фонтан. Серые стены пропитаны своеобразным запахом – лекарств, страдания и надежды Гулкое эхо шагов вечно спешащих куда-то лекарей. Роскошь – гранит и мрамор, статуи, колонны, высокие потолки покрыты изумительной, бесценной росписью, изображающей сражающиеся стихии, Кольцо жизни, ангелесс Богини. И нищета – скорченные, слабые тела, несчастные лица, усталые глаза, сестринские фартуки и платья. Самый мрачный и величественный дворец, который я когда-либо видела.

Снаружи больница окружена большим ухоженным садом. Пока еще цветут розы. На одной из деревянных лавочек отдыхает молодой мужчина человеческой расы, очень худой, с запавшими щеками. По аллее, шурша палой листвой, неспешно идут две женщины в темных строгих платьях, белых передниках, волосы их аккуратно спрятаны под белыми платками.

Они помогли мне отыскать дорогу в кабинет руководителя больницы. Принцесса Варагад передала для него записку. Это был сухощавый, средних лет, чрезвычайно добродушный и любезный саган-водяной. Он принял меня как самого почетного гостя. Я даже растерялась от такого гостеприимства. Провел по всем зданиям больницы, показал оранжерею, где выращивались целебные растения, аптечное отделение, где лекарства готовили прямо на наших глазах, больничную библиотеку, музей, где в прозрачных бутылях лежали заспиртованные органы и даже – о ужас! – крохотные, нерожденные человеческие младенцы. Боюсь, их распластанные по стеклу восковые личики будут приходить ко мне в кошмарах.

Глава больницы, его звали л’лэард Карн, музеем особенно гордился. В одном из зданий расположилось хирургическое отделение. Я увидела больных с огромными грыжами, с кошмарной, гниющей опухолью на щеке, с отрезанными руками или ногами. В этом же здании располагалась мастерская, где создавали искусные протезы, на вид неотличимые от настоящих конечностей. Потом мы заглянули в операционную. Мужчине ампутировали ногу. Он был совершенно раздет, привязан к столу, кажется, без сознания. Фартуки хирургов мокры от крови, на столе, на полу лужи. Я подумала, потерявший столько крови бедолага точно не выживет, но мой сопровождающий сказал, что это еще не много. Врачи действуют аккуратно. Наконец отделенная ниже колена нога выскользнула из рук хирурга на пол, хлюпнула. Я поспешила оттуда выбежать. После увиденного то и дело хотелось потрогать то руку свою, то ногу – убедиться, что все на месте.

Вскорости л’лэард Карн извинился и убежал по каким-то своим делам, а я осталась бродить по палатам, разговаривать с больными. Надо было гостинцев с собой привезти или хоть мелких монет: некоторые, видимо, самые бедные, явно оживлялись, ждали, а когда я уходила, тихо, но крайне негодующе брюзжали в спину. Решено, завтра перед поездкой сюда хорошенько выпотрошу бабушкины кладовые!

Очень худая, желтого цвета женщина металась по кровати и кричала. Лекарь-человек, которого я позвала, развел руками – умирает. Пообещал принести снотворную микстуру. Я вернулась в палату, взяла ее за руку:

– Как вас зовут?

Маму лечить удавалось. Вдруг?

Незаметно расстегиваю браслет. Хорошо, что он спрятан под длинным рукавом. Гоню кровь вниз к подушечкам пальцев, чтобы они потеплели и покраснели, беру женщину за запястье. Сердце бьется, как воин. Оно мужественное и сильное. Легкие дышат. В животе – тьма, змея, истекающая отравой.

– Л’лэард и Верана, как я вижу, вы с большим энтузиазмом приступили к выполнению обязанностей сестры милосердия.