Огонь на солнце

— Это только наружная сторона жизни Будайена. Может показаться, что Фридлендер Бей всю свою деловую жизнь посвятил грабежу и коррупции. Я прожил в его доме долгое время, и мне лучше знать. Грязные деньги для Папочки — мелочь. Они составляют около пяти процентов его годового дохода. У него налажено более крупное дело, и Реда Абу Адиль также участвует в этом бизнесе. Они продают порядок.

— Чем же они торгуют?

— Порядком. Стабильностью. Властью.

— Как это?

— А вот так. Половина стран в мире распалась и снова объединилась: теперь невозможно узнать, что кому принадлежит, кто где живет и кто кому должен платить налоги.

— Как раз такая заваруха творится сейчас в Анатолии, — заметил Шакнахай.

— Точно, — отозвался я. — Предки людей, живущих в Анатолии, называли ее Турцией. Перед этим она была Оттоманской империей, еще раньше — опять же Анатолией. Сейчас Анатолия вторгается в Галацию, Лидию, Каппадокию, Никею и Азиатскую Византию. В одной из них — демократия, в другой — эмират, в третьей — народная республика, в четвертой — фашистская диктатура, а в пятой — конституционная монархия. Кто-то ведь должен присматривать за всем этим и наводить порядок.

— Наверно. Ну и работенка!

— Да, не позавидуешь; но тот, кто ею занимается, становится истинным правителем страны. У него в руках реальная власть: ведь все маленькие государства нуждаются в его поддержке, чтобы не исчезнуть.

— Грязное дело. Значит, Фридлендер Бей занимается рэкетом?

— Это просто услуги, — возразил я. — Но чрезвычайно важные услуги. И он может использовать ситуацию по-разному.

— Ты прав, — с восхищением сказал он.

Мы завернули за угол и тут же приметили длинную высокую стену из темно-бурого кирпича. Это было владение Реда Абу Адиля. На вид строение представлялось столь же огромным, как и Папочкино. Мы остановились у ворот с охраной, и великолепие главного корпуса засверкало еще ярче на фоне окружающих его жутких трущоб.

Шакнахай предъявил свои документы охране.

— Мы пришли повидаться с шейхом Реда, — сказал он.

Охранник снял трубку телефона и перебросился с кем-то парой фраз, после чего разрешил нам проехать,

— Лет сто назад или более того, — задумчиво произнес Шакнахай, — боссы криминального мира имели широко разветвленные схемы нелегальных доходов. Иногда им случалось владеть и небольшим вполне законным предприятием для «отмывания» денег.

— Ну и что? — спросил я.

— Получается, что Реда Абу Адиль и Фридлендер Бей — два самых могущественных человека в мире; они — «консультанты» иностранных государств. Это полностью узаконенное занятие. Их криминальные связи не столь значительны. На эти деньги они содержат лишь зависящих от них людей и своих союзников. Все встало с ног на голову.

— Уже прогресс, — сказал я. Шакнахай молча кивнул.

Мы вылезли из патрульной машины в теплый солнечный полдень. Земля перед домом Абу Адиля была заботливо ухожена. В воздухе плыл аромат роз, смешанный с пряным запахом лимонов. По обеим сторонам древнего каменного фонтана стояли клетки с певчими птицами; музыкальные трели наполняли воздух томной ленью. Мы пошли по выложенной керамической плиткой дорожке к двери, украшенной резным геометрическим рисунком. Слуга уже открыл ее и ждал, когда мы к нему обратимся.

— Я офицер Шакнахай, а это Марид Одран. Нам надо увидеться с шейхом Реда.

Слуга молча кивнул. Когда мы проследовали за ним в дом, он закрыл за нашими спинами тяжелую деревянную дверь. Солнечный свет лился из зарешеченных окон в высоком потолке. Я слышал отдаленные звуки пианино, и ощущал запахи жареного ягненка и свежего кофе. Грязь и нищета, царившие совсем неподалеку — на расстоянии брошенного камня отсюда, — теперь полностью позабылись. Этот дом был маленьким замкнутым миром, и, я думаю, именно таким он был задуман Абу Адилем.

Нас отвели прямо к Абу Адилю. Так быстро я не мог увидеть даже Фридлендер Бея.

Реда Абу Адиль оказался толстым грузным стариком. У него было Папочкино свойство — отсутствие возраста. Я знал, что ему было по меньшей мере сто двадцать пять лет. Меня не удивило бы даже известие о том, что он ровесник Фридлендер Бея. Абу Адиль носил свободное белое облачение и не пользовался никакими украшениями. Серебрились сединой аккуратно подстриженные борода и усы, а из густой белой шевелюры торчал серого цвета модди с двумя включенными дэдди. Я был профессионалом в этой области и обратил внимание, что у Абу Адиля не было выступающего гнезда, как у меня; его программное обеспечение подключалось к розетке в форме щитка.

Абу Адиль лежал на больничной кровати с приподнятым изголовьем и во время разговора мог наблюдать за нами. Он был укрыт роскошным одеялом ручной вышивки. Высохшие старческие руки он вытянул поверх одеяла. Веки были полузакрыты, словно он дремал или еще не вышел из наркотического транса. Пока мы стояли в ожидании, Абу Адиль морщился и часто стонал. Мы ждали, пока он заговорит.

Реда молчал. Вместо него заговорил человек помоложе, стоявший около его ложа.

— Шейх Реда приветствует вас в своем доме. Мое имя Умар Абдул-Кави. Вы можете обращаться ко мне как к представителю шейха Реда.