Огонь не может убить дракона. Официальная нерассказанная история создания сериала «Игра престолов»

ЭСМЕ БЬЯНКО (РОЗ): Работая с Джеком, буквально обалдеваешь. Он такой воспитанный милый мальчик. В перерывах, когда все за телефоны хватаются, он сидит с книжкой по теологии, философии или типа того. Потом выходишь с ним на площадку. Он единственный актер, с которым я это испытывала: я вижу, как он становится Джоффри. Просто колдовство какое-то. Что-то в глазах меняется, и вот вместо Джека появляется Джоффри. Ужас. Вот говорю об этом, и мурашки бегут.

СОФИ ТЕРНЕР (САНСА СТАРК): Джек обалденный актер. Он страшный, когда меняется, но по-настоящему на темную сторону не переходит, как это делают некоторые по системе Станиславского. Если б переходил, работать с ним было бы просто ужасно.

ДЖЕК ГЛИСОН (ДЖОФФРИ БАРАТЕОН): На девяносто процентов я чувствовал то же, что должен был испытывать Джоффри: восторг, жажду внимания, досаду и прочее. Оставшиеся десять процентов позволяли заметить, как ты орешь на Sigur Rós, что на тебя смотрит тысяча человек и три камеры. Машинально, в общем-то, получается, но и весело, что ты можешь как-то от этого абстрагироваться. Только увлекаться особо нельзя, надо на роли сосредоточиться.

Одна из самых интересных сцен третьего сезона – это попытка Маргери Тирелл сблизиться со своим нареченным. Джоффри показывает ей свой новый арбалет. Героиня, умеющая угадывать и выполнять мужские желания, понимает в этот момент, что душа короля куда темнее, чем ей представлялось.

НАТАЛИ ДОРМЕР (МАРГЕРИ ТИРЕЛЛ): Сцена с арбалетом – это мой главный момент в «Игре престолов»: здесь мы с Джеком, так сказать, впервые прощупываем почву. Маргери пытается понять, сможет ли она контролировать этого психопата.

ДАНИЭЛЬ МИНАХАН (РЕЖИССЕР): Они испытывают друг друга, перебрасываясь словами. Она пробует что-то – не получается, он разгадывает ее. Она пытается сделать что-то еще. Потом пробует он, а она парирует. Это сложно и очень красиво.

Позже Джоффри убьет из этого арбалета Роз, но прежде заставит ее избить другую женщину скипетром. Это одна из самых жестоких минут сериала.

ЭСМЕ БЬЯНКО: Худшая из моих сцен. Чувствуешь себя очень скверно. Да еще все почему-то решили, что я не просто бью ее этим скипетром, а делаю нечто похуже. Я такая: «С чего вы взяли?» Это зрителям минус, а не сериалу.

Иногда, впрочем, Глисону позволяли проявить добрые чувства. Он горюет, видя отца, короля Роберта, на смертном одре, а во втором сезоне искренне извиняется перед Сансой и целует ее.

ДЖЕК ГЛИСОН: Я хотел сыграть безразличие, но Дэн сказал: «Попробуй показать, что Джоффри любит Сансу на самом деле». Добавили серый в черный, но вообще-то он движется темным путем.

Гибельный путь оборвется в Хорватии, на съемках второй серии четвертого сезона «Лев и Роза».

Идет репетиция. Все сидят по одну сторону высокого стола с Джоффри в центре, как на картине Леонардо да Винчи «Тайная вечеря». (В англоязычной версии Тайную вечерю называют Последней – для Джоффри она безусловно стала такой.) Глисон читает злые реплики короля, Питер Динклэйдж его поддразнивает. «Куда это ты, дядя? Ты мой виночерпий, забыл?» – «Ну ты и засранец», – отвечает на это Динклэйдж. На айпад Питера проливается немного вина. «Извините, капелька только». – «Как ты меня назвал?!» Смотреть, как «Тирион» строит «Джоффри», – чистый сюрреализм.

Сцена пира, кроме этого, включает в себя и несколько других диалогов. Долгое время не происходит ничего важного, что, как ни парадоксально, только нагнетает обстановку.

АЛЕКС ГРЕЙВЗ (РЕЖИССЕР): Вся сцена занимает тридцать пять страниц. Война против Робба Старка выиграна, Тирион празднует собственную победу, Джоффри стал полноправным королем. Серсею, как всегда, что-то гнетет, но и для нее этот день неплох. В программе карлики, птички, пироги, и все идет как по маслу. Для меня это стало одной из самых трудных задач. Страх нарастает, хотя вроде бы не с чего. Ты просто показываешь «Все в порядке, все в порядке, все в порядке», а это нервирует.

ДЭН УАЙСС: Вся хитрость любой длинной сцены в том, что люди начинают себе говорить: «Уже пятнадцать минут смотрю, и ничего не произошло – что-то точно будет». Требовалось отвлечь зрителя разнообразными диалогами, чтобы он не думал, почему ему это показывают так долго.

Отвлекает в том числе и сам Джоффри, разрубающий мечом громадный пирог с живыми птицами. Один из потенциально сложных трюков, который почти в любом другом проекте передали бы художнику по компьютерной графике. В «пироге» сидели двадцать дрессированных голубей из Боснии, которых должны были выпустить через скрытую дверцу. Чувствовалось некоторое волнение – никто не знал, что они будут делать, когда вылетят наружу.

– Они живые, в чем проблема-то? – спрашивал Уайсс.

– А вдруг они обратно в Боснию улетят, – беспокоился Бениофф.

– Или накинутся на Джека и заклюют, – отвечал Уайсс.

Джоффри рубанул, птицы вылетели. Глисон немножко опешил, но это было в порядке вещей. Несколько бутафорских «мертвых» голубей подложили, чтобы показать, что не все птицы выжили («Это в своем роде метафора всего сериала», – заметил Уайсс).