Еще один отвлекающий момент – турнир карликов, устроенный Джоффри, чтобы унизить Тириона. Пасть огромной львиной головы открывается, и оттуда выбегают пятеро «всадников» верхом на палочках. У Мартина карликов двое: один едет на собаке, другой на свинье, и авторы некоторое время эту идею рассматривали.
ДЖОРДЖ Р. Р. МАРТИН: Вот только верховых поросят не смогли найти. Я заходил на YouTube: там человек семнадцать скачет на свиньях, но все тут же падают, даже и без копья.
ДЭН УАЙСС: И потом, это как-то нехорошо по отношению к животным.
ДЖОРДЖ Р. Р. МАРТИН: Дэвида и Дэна осенила блестящая мысль показать всех пятерых претендентов на трон. И со свиньями-собаками не надо морочиться.
У Динклэйджа турнир карликов вызывал дискомфорт. Но это и хорошо, добавляет он: они помогают глядящему на них Тириону сохранять на лице выражение холодного гнева.
ПИТЕР ДИНКЛЭЙДЖ (ТИРИОН ЛАННИСТЕР): Актеру вредно чувствовать себя хорошо все время. Дискомфорт позволяет ощущать себя живым. Дэйв и Дэн отлично понимают, что допустимо, а что нет, – и если мне что-то кажется неприемлемым, они очень ловко меня уговаривают и в девяти случаях из десяти оказываются правы.
Пока Джоффри издевается над ним, Тирион держится вежливо, но сохраняет достоинство и не желает быть шутом. Джоффри раздражен: он хочет полного повиновения, а дядя ему в этом отказывает. Зрители, привыкшие к тому, что все, кто перечит королю, играют с огнем, начинают подозревать, что скоро случится нечто ужасное – но не с Джоффри.
ДЖЕК ГЛИСОН: Жених и невеста на свадьбе, как правило, главные и не совсем адекватные. Джоффри и без того главный, вполне сумасшедший, и всякое противодействие его бесит.
ДЭВИД БЕНИОФФ: Настоящий годзилла. Свадьбы в некоторых людях выявляют самое худшее, притом этот день замышлялся как демонстрация его силы. Повсюду его знамена. На нем роскошный наряд. Он созвал к себе знатных гостей. И все это кончается хуже некуда.
АЛЕКС ГРЕЙВЗ: Мы видим, что здесь что-то не так, но думаем, что все будет как всегда, что кто-нибудь станет жертвой Джоффри. От него ведь можно ждать чего угодно. Он – как Джо Пеши в «Славных парнях»: никогда не угадаешь, что он еще выкинет. Кто же станет этой жертвой? Тирион? Санса? Никому не приходит в голову, что самый крутой как раз и умрет.
И вот Маргери вскакивает, восклицая ни к селу ни к городу: «Смотрите, пирог!»
Зритель облегченно вздыхает в надежде, что появление огромного блюда разрядит обстановку. На несколько секунд она действительно становится менее напряженной. Потом Джоффри снова берется за Тириона, жует пирог, пьет вино… и вдруг начинает задыхаться.
Он хватается за горло, падает, бьется в судорогах. Тиран превращается в испуганного мальчишку.
Предполагалось, что его кончина будет еще живописнее. Джоанна Робинсон из Vanity Fair раскопала где-то старый сценарий Мартина: там говорится, что юный король искромсал себе лицо в предсмертных корчах.
Смерть Джоффри, возможно, самый изобретательный сюжетный поворот Мартина. Если Красная Свадьба вызывает сильнейший шок, то Пурпурная (так ее окрестили фанаты, поскольку пурпур – это цвет королей) застает всех врасплох. В истории, завоевавшей репутацию непредсказуемой и нарушающей все традиции, зритель после зверской резни на свадьбе меньше всего ожидает, что на другом торжестве погибнет еще один главный герой. Притом Джоффри отравлен, явных подозреваемых нет, и неизвестно, кто покарал злодея.
ДЖОРДЖ Р. Р. МАРТИН: Основой мне послужила смерть Юстаса, сына короля Англии Стефана, который правил в двенадцатом веке. Стефан отнял корону у своей кузины, королевы Матильды, и между ними долго шла война, грозящая затронуть и следующее поколение, – у Матильды был сын, у Стефана тоже. Но Юстас на пиру поперхнулся и умер от удушья. Историки и тысячу лет спустя спорят, подавился он или был отравлен: его смерть принесла стране долгожданный мир.
Смерть Юстаса объявили несчастным случаем. Убийцы Джоффри, думаю, тоже на это надеялись – решат, мол, что король пирогом подавился. Они не рассчитывали на мгновенную реакцию Серсеи, которая сразу поняла, что это убийство.
ДЭВИД БЕНИОФФ: В книге это поразительный момент, совершенно неожиданный: ведь героев, способных сразить злого короля, поблизости нет. Его смерть – не акт возмездия, а чисто политический ход.
ДЭН УАЙСС: Это как-то разочаровывает – хотя, казалось бы, мы должны испытать облегчение, даже счастье: справедливость восторжествовала, и тот, кто творил зло так долго, наконец получил свое.
ДЭВИД БЕНИОФФ: Все так долго желали ему смерти, но видеть, как юноша, совсем еще мальчик, задыхается у нас на глазах, все равно ужасно. Страдания, даже если мучается кто-то нам ненавистный, невольно заставляют сочувствовать герою. Мы не хотели, чтобы все в этот момент аплодировали, – мы хотели показать страшную смерть ужасного человека.