Огонь, подобный солнцу

- Успокойся, Сэм. Я хочу рассказать тебе все порядку.

- Тогда придется повременить. Я ухожу.

Она бросила на него быстрый взгляд, ее голос вдруг стал низким.

- Ты можешь уйти, когда захочешь. Но было бы лучше, если бы ты выслушал то, что я хочу тебе рассказать.

- Лучше для чего?

- И для того, и для другого: остаешься ты или уходишь.

- Ты насквозь лжива.

- Ты мог бы быть служащим местного банка, а я посвящать себя нашей Учительско-родительской ассоциации.

- Что за чушь ты несешь?

- Я о Де-Мойне. О том, чем мы там занимаемся. Наша с тобой легенда.

- Неужели? - Она закусила губу.

- В то последнее утро в Ви.

- Вот поэтому я и уехала. Старик тебе рассказал?

- Это те, кого я убил на Сен-Виктуаре?

- Нет.

Сена, зеленая, как жадеит, извивалась под мостом Руаяль. К западу от Лувра виднелись увитые зеленью аллеи Тюильри и Елисейские поля. Одежда на людях здесь была изысканнее, машины - ниже и стремительнее. Она свернула налево, на улицу де Риволи.

Гостиница "Жан Мермоз" казалась неприметной даже в этом квартале. Вдоль узкой проезжей части теснились магазины одежды, ресторанчики и недорогие отели. Из окна их номера в гостинице был виден причудливый облезлый балкон, на котором играли дети.

- Крась свои волосы в черный цвет и отращивай усы, - сказала она ему, - мы подберем тебе голубой свитер и кожаную куртку. Ты сойдешь за ливанца. - Она звякнула ключом. - Я скоро вернусь.

- Куда ты?

- Принимать новый образ.

- Может, мне стоит пойти посмотреть, кому ты будешь звонить? - Он смотрел на необыкновенный разрез ее глаз. "Но меня все это уже не волнует".

- Ты же умер, - усмехнулась она. - Я перевоплотила тебя.

- Мне не совсем понятно зачем?

- Мне тоже. - Она поцеловала его и порылась в своем кошельке. - Здесь двести франков на случай, если я вдруг исчезну. А пока поспи.

Когда она вернулась, он не узнал ее и в испуге вскочил с кровати. У нее были черные короткие волосы, лицо приобрело евразийский оттенок и казалось круглее. Под черными бровями ее глаза были орехового цвета. Губы широко накрашены ярко-красной помадой; на ней был массивный черный свитер, бежевые свободные брюки и поношенные туфли с пряжками. Она показала ему мятый бумажный пакет. "Походила по комиссионкам". В пакете оказались сандалии, голубой свитер, безвкусный амулет под золото, японские хромированные <часы/>браслетом. На дне лежало что-то маленькое и пушистое.

- Твои усы, пока не отрастут настоящие. Давай-ка займемся твоими волосами. - Она остригла ему завитые в Экс-ан-Провансе кудри и начала намазывать то, что осталось, черной краской.

- Я стал похож на того корсиканца, который меня продал.

- У него не было выбора.

- Расскажи мне об этом.

- Брей бороду через день. - Она закончила втирать краску и сунула в нагрудный карман его куртки пачку сигарет "Голуаз". - Не вынимай сигарету изо рта. Да, решительно, ты выглядишь ужасно. - Ее голос приобрел грубый арабский акцент. - Говори по-французски отрывисто, вот так. - Она протянула ему дешевые темные очки. - Надевай их, когда будешь выходить на улицу.

- Господи, я почти наполовину ослеп. Что ты сделала со своими глазами?

- Это цветные контактные линзы, они у меня уже давно, но я никогда ими не пользовалась. Мы и тебе тоже подберем.

- Я уже и так хорош.

- Я хочу, чтобы мы остались в живых. - Она стащила через голову свой массивный свитер и скинула брюки. У нее было стройное длинное тело. - И я хочу лежать рядом с тобой, вдыхать тебя, целовать. Я чуть не умерла без этого.

- Я, в общем-то, тоже.

- Не ехидничай, милый. Я готова умереть за тебя.

- Чушь.

- Люби меня.

- Не выйдет. - Он отвернулся. - Меня это ни в малейшей степени не интересует.

- Из-за того, что тебя били?

- И били, и пинали, и травили. Но прежде всего из-за того, что твои дружки убили Марию, а я и сейчас помню ее, и мне никто больше не нужен.

- А меня ты не помнишь?

- Ты - воплощение зла в моем понимании.

- Но я люблю тебя! Когда ты только прикасаешься ко мне рукой, я схожу с ума. У нас так мало времени, милый.

- Может, они не найдут нас.

- Найдут, я их знаю. Но, даже если и не найдут, ничего не изменится.

Под вечер он проснулся под шум машин, доносившийся с улицы Мермоз. Она сидела на стуле с драной лиловой обшивкой и читала "Le Monde".

- Мне это так знакомо. - Во рту было ужасно неприятно.

- Что именно?

- Сплю в чужой кровати, побитый и изможденный, а ты сидишь рядом. Где же это было - в Афинах? И в Марселе тоже? Нет, там была Мария. - Мысль о Марии болью отозвалась в нем, и он молча лежал, ожидая, пока это пройдет. "Такое впечатление, что всегда, как только мне становится лучше, я встаю и опять лезу в драку; а затем вдруг опять отлеживаюсь здесь, зализывая раны и собирая силы для следующей схватки".

- Самое удивительное, что ты еще жив. И что ты преодолел.

- Преодолел что?

- Неустанные попытки разведок нескольких стран стереть тебя в порошок.

- Каких еще стран, кроме США?

- Западной Германии, Турции, Франции, Испании, Марокко - об этих пяти я знаю точно.

- Какого черта им надо?