Огонь, подобный солнцу

- А почему не в "Нью-Йорк таймс"?

- Беда наших газет заключается в том, что они самим своим существованием представляют "статус-кво", частью которого они сами являются. Газетами владеют те немногие, в чьих руках сосредоточено промышленное производство, так что тому немногому, что могло бы представлять угрозу для получения прибыли, дается серьезный и достаточный отпор.

- Ну а какими вы видите Штаты? Она подумала.

- Я выросла не там и смотрю на Штаты глазами европейца - с беспокойством и недоверием. И когда я слежу за деятельностью госдепартамента и Министерства обороны, мне отнюдь не становится спокойнее.

- А получали ли вы когда-нибудь такой материал - как бы это назвать, которого ни у кого еще не было?

- Только для одной газеты? Сенсационный? Этого все хотят. Но с меня хватит, хочется пожить спокойно. Конечно, у меня было несколько таких статей.

- Если кто-то дает вам информацию, как вы ее проверяете?

- Парадокс моей профессии заключается в том, что правда нематериальна. Все зависит от источников. В основном стараюсь навести справки у людей, которые могли бы подтвердить ту или иную информацию.

- А если это невозможно?

- Это как раз то, о чем я говорила несколько минут назад, - ступени правды. Часто то, что мы читаем в газетах, весьма далеко от истины. Правда прячется за каменной стеной.

- А о тайных службах не приходилось писать?

- Так, немного. А почему вы спрашиваете?

- Думаю, это интересно. Судя по тому, что я читал.

- Очень немногое из того, что именуется "разведданными", когда-либо всплывает на поверхность. Хотя бы разок удалось раскрыть что-нибудь эдакое! Заткнуть рот всем этим притворно-благочестивым политиканам с руками, испачканными кровью.

- Ну а предположим, что такой материал трудно подтвердить доказательствами?

- Тогда приходится использовать личные каналы и смотреть, что из этого получается. Но это легко блокировать. - Она расправила юбку. - Поэтому лучше иметь еще какой-нибудь источник - хотя бы одного человека, который мог бы подтвердить это.

- Как вы стали журналисткой?

- Отчасти благодаря своему отчиму. Ну и матери. Я как раз думала об этом сегодня, когда села в самолет. Иран - это такой фарс, что я даже усомнилась, не растрачиваю ли я свою жизнь впустую? Потерянное место этот Иран, духовная пустота. Народ без руководства, без направленности.

Вы знали о том, что ЦРУ поставило у власти шаха? а о том, что в 1954-м оно скинуло демократично выбранное иранское правительство? Когда шаху дадут пинка - а люди ненавидят его, и мы не сможем поддерживать его вечно, расплачиваться придется дорогой ценой... Так зачем же я описываю весь этот бред? Словно это что-то настоящее и имеющее какое-то значение. Кого интересует, что шах построит себе очередной дворец или получит еще толику американских долларов, чтобы ими же заплатить за покупку американских реактивных истребителей? Она поскребла ногтем уголок рта.

- Мой отчим чем-то похож на этого шаха. Именно он сделал меня такой. Не в хорошем смысле и не своим примером. Хотя, может быть, даже и примером... Он показал мне, кем не надо быть.

- И кем же?

- Он страшно неискренний и сильно сомневающийся человек. Но его сомнения основаны на страхе.

- Ну и как это привело вас к журналистике?

- Сегодня мне вспомнился один случай. У них с матерью была ферма близ Немура. Когда я училась в Сорбонне, я жила на улице Данциг. В том районе была скотобойня. Ночью, лежа в постели, я часто слышала стук копыт по мостовой - это было еще до восстаний, до того как улицы были заасфальтированы, чтобы парижане не могли швырять булыжники в Се Эр Эс, так вот, ночью я слышала стук копыт лошадей, которых вели на бойню. У меня тоже был конь на ферме, Улисс. Он жил со мной с детства. Его купил мой отец, когда был жив.

- А когда он умер?

- Он был полковником при Де Латре, его убили два года спустя после смерти Де Латра, под Дьен Бьен Фу. И вот однажды ночью - это вообще была какая-то необычная ночь в моей жизни во всех отношениях - мне приснилось, что Улисс был среди тех лошадей, которых вели на бойню. Я увидела во сне его освещенную уличными фонарями гриву - у него была длинная серебристая грива, - покачивающуюся при ходьбе. Через три недели, когда я приехала на ферму, Улисса уже не было. Мой отчим сказал, что он убежал и что его не смогли найти. Улисс был старый и почти слепой, он никогда никуда не убегал. Моя мать сидела рядом с отчимом и покорно молчала. Оказывается, он продал Улисса на бойню, потому что ревниво относился ко всему, что было связано с отцом. А моя мать ничего не сделала, чтобы помешать этому. У нее была своя политика - политика компромисса. Так я стала учиться понимать скрытый смысл слов и поступков. Это было моим первым шагом к журналистике.

Коэн смотрел в темноту под крылом самолета. "Что движет мной на пути к моей правде? Скажи мне, Ким. Скажи, Алекс".

- Чем же так необычна была та ночь?

- Я впервые провела ее с мальчиком. Психиатра это позабавило бы, а? Она выпрямилась. - Должно быть, я опьянела.

- Почему?

- Слишком много болтаю. - Она поежилась. - Что-то холодно.

- Я возьму одеяло.