Огонь, подобный солнцу

- Он у моих друзей дома, вместе с моими вещами. Это они привезли меня сюда в "пежо" из Марокко.

Приподняв брови, полковник понимающе кивнул и, допив свой стакан, встал.

- Тебе взять? Это чай.

Коэн покачал головой и, отодвинув тарелку, сунул Noces за пазуху. Поговорив о чем-то с солдатами у стойки бара, полковник вернулся со стаканом.

- Нам надо поговорить.

- Но мне пора идти.

- Я расскажу тебе одну интересную историю, - сказал полковник, подняв вверх палец и подвигаясь ближе к столу. - Лет двадцать назад, когда началась наша революция, я учился в Алжире, намеревался изучить культуру и языки разных народов. Я был твердо уверен, что человечество - единое целое. Наши различия... лишь в непонимании. - Он поискал в нагрудном кармане сигарету. - На каникулы я вернулся в Гхардайю. Но не нашел там ни своего дома, ни семьи. Так же как и соседей. - Посмотрев на спичку в руке, он бросил ее на пол и затоптал ногой. - Французские бомбы. Некого было хоронить. Я вступил в Маки. - Он махнул рукой, разгоняя дым. - С тех пор я - солдат.

- Значит, гибель вашей семьи сделала из вас убийцу?

- Я не убиваю ни женщин, ни детей, ни их семьи. Только мужчин, других убийц с оружием.

- Зачем вы все это мне рассказываете?

- Теперь о другой стране, о "великой" стране, такой, как Франция, которая сбрасывает бомбы на женщин и детей - в Азии, например, - а еще они охотятся за такими, как ты. Они не объясняют почему, и мне любопытно знать: ты что, тоже солдат в своем роде?

Коэн засмеялся.

- За мной, слава Богу, никто не охотится. Я просто путешествую и вряд ли похож на солдата.

- Как хорошо. Это намного безопаснее. - Полковник сморщил свой орлиный нос. - А скажи мне, что такого мог сделать молодой американец, что его страна преследует его? С такой необычайной ожесточенностью и настойчивостью.

- Откуда мне знать, раз я не американец. Возможно, он совершил какое-то преступление.

- Да, ты же ирландец, так ведь? - сощурив глаза от дыма, полковник докурил сигарету и бросил ее в стакан с остатками чая. - Кеннеди ведь тоже был ирландцем. Его до сих пор любят в Алжире. - Он надел свою фуражку. Когда алжирская революция начала побеждать, французы закричали о помощи, взывая к американцам. Страшное было время! Да, мы побеждали, но все умирали. А те, кто остался в живых, потеряли братьев или сестер. Погибло больше миллиона молодых; vraiment мы бы не смогли дольше воевать. И вот тогда Кеннеди сказал французам "нет" - Алжир должен быть свободным! Как часто я потом думал... А, mon ami?

- О чем?

- Кто они и почему убили его.

- Я до сих пор не понимаю.

- Я так и думал. Во многих странах Европы, Латинской Америки, Африки те, кто работает в разведке, поговаривают, что он был убит вашим ЦРУ.

- В Ирландии нет ЦРУ.

- Верно. Но тем не менее люди из того же ЦРУ теперь охотятся за неким Сэмюэлем Коэном - наполовину евреем, рожденным в Ирландии, - и утверждают, что в последний раз его, прибывшего в Алжир на корабле, видели неподалеку от Типасы.

Коэн подавил зевок.

- Все это очень интересно, но я должен идти.

- Подожди, есть еще кое-что. Я возьму чай. - Полковник отнес свой стакан к стойке бара и, улыбаясь чему-то, задержался в толпе своих солдат. Только теперь Коэн расслышал окружавшие его звуки: смешки солдат, гнусавое завывание арабской музыки из автомата, стук бильярдных шаров. "К чему вся эта игра? Пора заканчивать. Зачем ждать, пока я сломаюсь или побегу? Чтобы солдаты пристрелили меня?"

- К чему весь этот разговор? - спросил Коэн, когда полковник вернулся.

- Que c'est complique, la vie! Да так! Смерть Кеннеди и его брата, казалось бы, ушли в прошлое. Но это все еще продолжает оставаться трагедией для людей во всем мире. С тех пор ваша страна скатывается в пропасть, становится врагом мира и справедливости, врагом свободы и эволюции. А эволюция, mon ami, это - жизнь! - Полковник снова закурил. - Сколько детей убила Америка во Вьетнаме? Сотни тысяч? Миллион? Как много малышей было убито французами во время нашей революции... Ты знаешь, друг мой, что больше умирает детей, чем мужчин? - Пепел сигареты упал на край стола, полковник собрал его в ладонь и высыпал в пепельницу. - Вот почему я не верю в Бога - никакой Бог не позволил бы случиться тому, что мне довелось увидеть.

С наступлением позднего вечера в баре стихло; за мутными окнами клочья тумана, похожие на призраки, сливаясь воедино, рассеивались по улице.

- Было бы гораздо лучше, - сказал полковник, - если бы вместо меня выжил хотя бы один ребенок. После нашей победы я обнаружил, что все потерял. С тех пор я никогда не хотел иметь детей - чтобы не ждать, пока на них посыпятся бомбы.

- Бомбы?

- Вы, американцы, великие и могучие, уверены, что будете смеяться последними. Но ты понимаешь, mon vieux, что когда-нибудь упадет последняя бомба, самая последняя? Интересно, чьей она будет, русской или вашей?

- Я ирландец.