Огонь со мной

Понятия не имею, каким стремительным вихрем сомнений забил свою голову Кремер, но он продолжал неподвижно нависать надо мной и смотреть на меня так, что у любой не верящей в свои достоинства женщины возникло бы желание прикрыться. Он не был мужчиной, который когда-либо захотел бы меня, вернее, раньше я так думала.

— Ты это говоришь мне или себе самому?

Машинально я потянулась к одеялу, чтобы натянуть его на себя.

Несмотря на все желание отдаться этому мужчине, я до сих пор не могла поверить, что Кремер, величайший наемник и чародей, о котором я мечтала много лет, желает меня. Он не просто желает моего тела, он ждет от меня ответа, который влечет определенные последствия для очень многих.

— Я говорю, — он указал взглядом на мою руку, которой я пыталась укрыться, — поздно строить из себя скромницу, убери руки от одеяла и лучше скинь полотенце с себя.

То ли сила моего возбуждения, то ли сумасшествие магов, о котором я так много слышала, заставили меня откинуть одеяло, полотенце и развести руки в стороны.

— Тогда меньше разговоров и сомнений, Кремер! — Я медленно согнула колено и отвела одну ногу в сторону. — Тебе пора забыть слова, вопросы и ответы и сделать то, чего мы оба так желаем!

Я ведь сейчас не приказывала ему?

Глава 30

Прислонившись к тяжелой двери, я тяжело вдохнул и медленно опустошил легкие. Необходимо взять себя в руки для встречи с Хафом, иметь непринужденный вид… опять. Хотя, может, это лишнее, ведь только Хаф всегда меня защищал, несмотря на все, что я делал. Почему я хочу казаться ему не тем, кто я есть?

Может, потому, что я, находясь в его милости, отрицаю его власть надо мной? Или потому, что Хаф вступился за меня перед Отцом? Я никогда не просил Хафа об этом, и его поступок навсегда останется для меня загадкой. И да, я никогда не спрошу, почему он так поступил.

Пора. Пора двигаться дальше.

Давненько я не выходил из своей норы. В последний раз я это делал, движимый гневом в симбиозе с надеждой, что послужило некоторым разрушениям стараний Хафа. Но ведь могло быть все гораздо хуже! Превращенная в пыль арена — ничто по сравнению, скажем, с убийством пары сотен его рабов.

Онгхусы. Лучшие творения Хафа служат всеобщему благу — спасают и хранят души умерших. Если они такие большие молодцы, почему бы брату не сделать их счастливыми или хотя бы не задуматься над этим? Хаф бесится от того, что я зову их миньонами. Но как их еще назвать, если вся их жизнь — служение? Они ничего не просят и без лишних вопросов служат брату, так могут жить лишь покорные рабы. Иначе они бы уже давно запротестовали против той участи, для которой их создал братец. Строительство арены для онгхусов не сделает их полноценными бессмертными. Им создадут это, только чтобы сделать их клоунами. Это опять-таки не их выбор, а выбор их хозяина — Хафа, который лишь спустя многие тысячелетия их службы вдруг озадачился «благоустройством их жизни»!

И что бы там ни думал брат, онгхусы всего лишь слуги, пусть и при знатной особе на почитаемой всеми службе. Но как ни наряжай их, как ни величай их деяния — они рабы, если не имеют выбора своего собственного пути и своей жизни.

Склонив голову к груди и сделав пару вдохов и выдохов, я со всей силы ударил затылком дверь, которая скрывала за собой изнывающего онгхуса. Взрыв тупой боли в моей голове немного привел меня в чувство и не позволил пуститься в размышления о том, на что я обрекаю того, кто вопреки воле своего господина помогает мне. Единственный, кто мне сейчас помогает, единственный мой союзник.

Как же низко я пал! Мой единственный союзник — жалкий слуга брата! Когда-то я не нуждался в союзниках, когда-то все сыны Отца искали союзника во мне. Когда-то я был силен, а теперь я никто. Запертая мышь в клетке из чистого золота, которой подкидывают лучшее зерно, а еще судачат о том, что я главное разочарование Отца.

Оттолкнувшись от двери и своих раздумий, я направился к выходу. Эта мышь еще способна перегрызть клетку! Держите свой хлев под защитой! Я скоро окажусь на свободе.

В прошлом я не беспокоился о своем окружении. Оно просто было. К чему оглядывать интерьер и экстерьер божественной клетки? Это мое наказание, мой позор, мое поражение как бога. И как бы Хаф ни старался, для меня его мир — обычная тюрьма. Для меня мое окружение — мой позор, который каждый день напоминает о себе.

Я никогда не признаюсь даже себе, что и Хаф, и Фейсал смогли превзойти меня. После всех моих деяний Отец отозвал всех сыновей к себе. И они, конечно же, подчинились. Отец восхищался этими двумя… как он выразился? Ах, да: «Вы познали истину, которой я служу, вы — достойны». Коротко и тупо. Истина? Да в чем истина-то? Фейсал изображает судью, а Хаф спасает души, порожденные Отцом. В чем смысл всего этого?

Ненавижу тебя, Отец, ненавижу!