Огонь в океане

Врача на лодке не было, и, видимо, поэтому фельдшер, лейтенант медицинской службы Цыря, гордо именовал себя доктором. Делать ему было нечего, потому что никто из экипажа не болел, и Цыря изощрялся в остротах, тратя на них всю свою энергию. Ни одно событие на подводной лодке не проходило мимо его внимания. За обедом он обратился к командиру лодки:

— Товарищ капитан-лейтенант, говорят, в море много невыловленных бревен, попадающих прямо под форштевень[10]?

— Попадаются, — сухо ответил Фартушный.

По его тону все поняли, что шутить над молодым офицером не следует.

После обеда Фартушный устроил мне новый экзамен, из которого тут же установил, что я не имею ни малейшего представления о том районе, через который шла наша лодка.

Я немедленно же приступил к изучению морского бассейна.

— Работаешь, штурманок? — вырос вдруг передо мной Цыря. — Работай, работай, труд исправляет людей...

— Тогда, наверное, ты не скоро исправишься, — решил я ответить на его насмешку в том же духе.

— Ах ты, щенок! — не на шутку обиделся  Цыря. — Считаешь меня бездельником? А ты знаешь, что прокладку курса фактически не ты, а командир ведет. Ты только манекен, и больше ничего...

— Ну и пусть, но я же к тебе не пристаю, — сдержал я себя. — Чего ты от меня хочешь?

— Лейтенант Цыря! — негромко сказал незаметно спустившийся с мостика Фартушный. — Отойдите от штурманского стола сейчас же! Передайте старшему помощнику командира, чтобы он вам нашел работу!

— Есть, товарищ командир! — отчеканил Цыря. Я до вечера, почти не разгибаясь, просидел за своим столом.

Так прошел для меня первый день службы на подводной лодке.

Лодка пришла в район боевой подготовки. Здесь нам предстояло погрузиться в воду. В подводном положении лодка почти беспрерывно меняла курсы и скорости. Это были горячие для меня часы. Долгое время мне не удавалось разогнуться, но, поглощенный расчетами, я даже не замечал этого. И только утром, когда наступили минуты затишья, я почувствовал, что смертельно устал, прошел в кают-компанию и жадно выпил большую кружку крепкого чаю. Есть не хотелось.

— А поесть вам бы следовало, — посоветовал мне Нарнов.

— Не могу, товарищ комиссар, — отозвался я, намереваясь уйти из кают-компании.

— Выходит, вы еще не моряк. Вот когда и при настоящей качке почувствуете волчий аппетит, тогда только сможете считать себя моряком, — бросил вслед мне комиссар.

В дальнейшем я понял, что он был прав. Всплыли мы только перед обедом. Шторм окончился. Море было спокойным. Солнечные лучи играли на его поверхности.

— Дать курс в квадрат № 20221! — приказал мне командир подводной лодкя.

Я сравнительно быстро отыскал на карте нужный район. Но, приложив к параллельной линейке  транспортир, спутал шкалу — прочитал верхнюю цифру вместо нижней и не без самодовольства крикнул на мостик:

— Курс двести семьдесят восемь градусов! Лодка послушно легла на новый курс. Однако

я вовремя ощутил сомнения в правильности моего расчета и после проверки обнаружил свою ошибку.

«Что же я сделал!» — схватился я за голову.

Ничего не оставалось, как поспешно выскочить на мостик и исправить свою ошибку.

— Разрешите подправить курс? — обратился я к Фартушному.

— Разрешаю, — спокойно бросил через плечо Фартушный.

Само собой разумеется, под словом «подправить» понималось изменение курса на несколько градусов. Мне же предстояло изменить его ни много, ни мало как на сто восемьдесят градусов, то есть лечь на обратное направление.

— Право на борт! — крайне смущенно вполголоса скомандовал я.

— Есть право на борт! — очень громко и четко повторил мою команду рулевой.

Фартушный с явно нарочитым удивлением спросил:

— На сколько же градусов вы подправляете курс?

Я невнятно принялся докладывать о своей ошибке. К моему удивлению, Фартушный только добродушно рассмеялся. Улыбнулся и комиссар.

— Такие ошибочки могут дорого обойтись. Я даже и предполагать не мог, что вы такой плут... — проговорил командир. — Ваша вахта окончилась. Идите-ка отдыхать.

Добравшись до своей койки и едва положив голову на подушку, я тут же заснул. Но сон мой был не долог.

— Солнце выглянуло, — услышал я осторожный шепот, — товарищ лейтенант, солнце!

Это был усатый боцман. Ему явно жалко было будить меня.

— Какое солнце? — не сразу разобрался я, в чем дело. ......

— Показалось солнце! — пояснил боцман. — Капитан-лейтенант и говорит: «Штурману определиться!»

Я немедленно же вскочил на ноги и побежал на мостик, впопыхах забыв захватить с собой секстант.

«Снова промах», — с острой досадой подумал я, но, едва высунув голову из люка, увидел, что страхи мои напрасны. Фартушный вместе с комиссаром и фельдшером давно уже занимался астрономическими наблюдениями.

Фартушный принадлежал к числу морских командиров, которые считали, что грамотный морской офицер обязан иметь твердые навыки по астрономии. Решение астрономических задач на нашей подводной лодке обставлялось почти как торжество. Фартушный требовал знаний по астрономии не только от строевых, но и от всех других офицеров, включая военфельдшера Цырю, не имевшего никакой теоретической подготовки по астрономии.