Ограниченные невозможности. Как жить в этом мире, если ты не такой, как все

Отродье меж тем решил запастись топливом: слить бензин из брошенных машин в канистры. Искать заправки на «большой земле» ему совершенно не улыбалось, и он оттягивал эту необходимость как можно дольше. Идеи объединения, которыми бредила Каланча, а теперь еще и эта заезжая девчонка, ему по-прежнему совсем не нравились. Он ходил хмурый и мстительно опустошал баки заброшенных машин.

Валентина вместе с Белой разглядывала запертую железную дверь квартиры своего детства на третьем этаже:

– Мои родители были не такими уж большими «шишками», в отличие от твоих. Ты знала, что квартиры в доме выделяли в соответствии с чиновничьей иерархией? Мои – на целых три этажа ниже. Зато маме очень быстро предложили пост в столице: она потом управляла всем общепитом в Управлении. А это о-о-очень большая структура. Она умерла год назад – инсульт. Папа был врачом-эндокринологом, разбился на машине, когда мне было десять лет. Так что я теперь сирота, мне терять нечего… Счастье, что три года назад на одной большой конференции я встретила Андрея. А теперь ты расскажи о себе. Надо же, тебя я совсем не помню маленькой, только твою удивительную няню.

– Няня Жанин, – заулыбалась Белая, – чудесная няня Жанин! Я чуть с ума не сошла от горя, когда они ее рассчитали. Думаю, это больше всего и разозлило меня, когда я ушла из дома. Три дня ночевала в библиотеке. Они никогда не проверяют по вечерам дальние стеллажи с технической литературой, там еще есть закуток с книгами по философии. Я там и спала. Днем ходила в школу, бродила по городу, просилась к одноклассникам поесть. На четвертый день вернулась домой, а они уже уехали. На кухонном столе лежало мамино письмо, в котором было много слов о моей неблагодарности, об их желании дать мне все самое лучшее, о том, как они многого добились, и вот жизнь предоставила им такой замечательный шанс, а я все порчу. Отец еще верит, что я одумаюсь и приеду, а у нее, матери, нет никакой надежды, потому что я никогда не проявляла достаточного рвения, мне было все безразлично, я избалованная маленькая дрянь. Мать этим письмом явно сжигала мосты, как будто не желая, чтобы я приезжала к ним, но новый адрес все же оставила. А я потом много раз возвращалась к этому письму и все думала, думала, никак не могла понять, что это: ненависть, ревность или просто нелюбовь?

Я видела мам своих одноклассниц, и они казались мне воплощением доброты, тепла и понимания. Они не рвались к карьерным высотам, были простыми, но милыми женщинами, которые любили свой дом, семью, детей и заботились о них. Завидовала я этим девчонкам страшно, чувствовала себя какой-то ужасной, неправильной, обделенной. Но с Жанин жизнь была не такой уж плохой. С ней рядом мне казалось, что у меня все получится.

– Что получится? – Валентина слушала ее с большим интересом и от волнения все время теребила свои красивые длинные волосы: то распускала их черной волной через плечо, то собирала в небрежный пучок. Они уже вернулись на кухню – пора было готовить обед на всю большую компанию.

– Повзрослеть. Стать кем-то, собой, а не приложением к родительским амбициозным планам на мой счет, особенно маминым. Это ужасно, но я совсем не хотела быть на них похожей. Только на няню Жанин. Смелая, яркая, независимая, красивая. В детстве я считала ее старушкой, но чем старше становилась, тем больше видела в ней просто взрослую женщину, которой нравится быть замеченной и заметной, которая не боится иметь взгляды, суждение, мнение. При этом рядом с ней я никогда не чувствовала себя недочеловеком, как это было с родителями.

– Ну, повзрослеть, судя по всему, у тебя вполне получилось, хотя я не очень понимаю, что ты подразумеваешь под этим словом. Да и с тем, чтобы быть собой, у тебя, по-моему, все отлично.

– Спасибо, конечно. Но посмотри на меня. Кто я? Белая Ворона – ворона и есть.

– Я, кстати, все хочу спросить. Почему вы все так странно себя называете? Это же клички, правильно? У вас наверняка есть нормальные имена. Странно так себя называть, ты не находишь?

– Хм, я и не думала об этом, привыкла. Мы все привыкли. В какой-то момент детей со всякими «несовершенствами» учителя стали называть по кличкам. Политика у них такая была: «чтобы дети могли сфокусироваться на проблеме и у них был стимул для изменения». Как то незаметно так стали называть и «несовершенных» взрослых. На самом деле, я думаю, им так проще удавалось отделять «нормальных» от «ненормальных», а клички у многих уже были, вот и прилипли.

– Какой кошмар! Это у вас какой-то местечковый треш, явно очередной чиновник постарался выделиться с идиотским «рацпредложением». В столице такого нет, но не удивлюсь, если начнется. Самое страшное, что вы с этим согласились, «привыкли», как ты говоришь. Наверняка, называя себя так, вы все больше себя такими и чувствуете. Но почему бы вам не…