Океаны Айдена

Он открыл глаза и минуту лежал в неподвижности, всматриваясь в облака на востоке; они уже начали розоветь и походили сейчас на прихотливые извивы перьев фламинго. Да, так оно и было в последний раз, почти два месяца назад… два длинных айденских месяца, отсчитанных по фазам Баста. Они любили друг друга, потом уснули. Потом… потом Виролайнен едва не вытащил его обратно – и он, вспомнив слишком многое, поднялся и ушел. Улетел от Лидор, оставив ей вместо тепла своих рук, вместо нежных поцелуев и страстных ночей клочок пергамента. Что же он там написал? Жди, я вернусь?

Жди, Лидор, я вернусь… Вернусь, чтобы опять уйти, исчезнуть в другом мире, так непохожем на твой… уйти навсегда… Или нет?

Одинцов сел. Три лампочки, как три огненных глаза крошечных циклопов, пылали перед ним на пульте; под ними светился экран. Сзади тихо гудел климатизатор, капли звонко шлепались в воду, словно кто-то невидимый играл на хрустальном ксилофоне. За спинкой кресла громоздилась поклажа – запасы, оружие, мешок с одеждой, весла… Все здесь, и все при нем… Все, кроме Лидор.

Чувство безмерного одиночества охватило его.

Глава 6

Корабль

Он схоронил Грида в той глубокой яме, которую выкопал посреди островка в безуспешных поисках пресной воды. За десять дней, которые Одинцов провел на этом клочке суши, труп высох и почернел, почти превратившись в мумию. Это не было удивительным; даже при царившей тут высокой влажности солнечный жар превозмогал гниение.

Мясо и сырая рыба высыхали на плоских камнях за сутки, превращаясь в твердые, как подошва, ломти.

Опустив в могилу сморщенное маленькое тело, Одинцов вздохнул; на миг ему почудилось, что он хоронит двоих, Грида и Костю Ртищева. Потом он пробормотал: «Спи с миром!» – и начал засыпать яму песком. Грид упокоится тут, в чистом и честном желтом песке, а не в желудках Бура и его своры. И вместе с ним на этом далеком острове останется частица человека, пришедшего с Земли и возвратившегося обратно. Будем надеяться, подумал Одинцов, что его настоящие похороны произойдут еще не скоро.

Он насыпал невысокий холмик над могилой и воткнул сверху кремневый наконечник копья, самое древнее оружие каменного века. Этот символ в равной степени подходил и воину Гриду, и солдату Ртищеву, ибо война появились еще раньше, чем копья, палицы и топоры.

Да, не повезло Косте – попал в тело умирающего… В последние дни Одинцов не раз вспоминал и этот визит, и каждое слово, сказанное его учеником. Но слова значили гораздо меньше, чем сам факт визита. Выходит, теперь Виролайнен мог отправлять посланцев к нему, Одинцову, внедряя их в тела окружающих… Любопытная ситуация! Он начал перебирать людей, которые в то или иное время сопутствовали ему. Бар Занкор, Чос, Ильтар… Чос был бы весьма вероятной кандидатурой; в походе он спал в соседней палатке ночью и ехал на тархе днем, за спиной Одинцова. Но то в походе! А в Тагре, в столице, могли случиться фокусы похлеще – там гонец с Земли мог очутиться в теле юной девушки, делившей ложе с Одинцовым. Неужели Виролайнен не подумал о такой возможности?

Он смутно припомнил какой-то фильм из бесчисленных голливудских комедий, где буддийский монах с помощью пустого горшка и пары заклинаний практиковал переселение душ. Вроде бы там некая миллионерша, старая или, возможно, больная, готовилась пересесть из потрепанного «Кадиллака» в новенький «Мерседес», то бишь в тело своей хорошенькой служанки, но по недоразумению вселилась в мужчину, что послужило поводом для всяких забавных приключений. Теперь, столкнувшись в реальности со сходной ситуацией, Одинцов не видел ничего забавного в том, что в обольстительной плоти Лидор окажется мужчина.

Внезапно его передернуло от ужаса. Если бы подобная замена была временной! Если бы Ртищев или другой «ходок» с Земли, погостив в чужом теле, вернул его законному хозяину без изъянов! Но такого не случится. Одинцов был уверен, что сознание Арраха Эльса бар Ригона, чье тело принадлежало ему, уже не восстановишь. Он чувствовал это подсознательно; плоть Рахи стала его плотью навсегда, а перемены внешности, пусть незначительные, служили веским доказательством этой гипотезы. Правда, он пробыл в теле Рахи много месяцев и успел полностью адаптироваться…

Что же все-таки произойдет, если «гость» внедрится в чужой разум на минуту?.. на час?.. на день?.. Возможно, последствия будут не столь фатальными? Но Одинцову не хотелось проверять это на своих близких, на тех, кого он встретил здесь, в Айдене и Хайре, и кто стал дорог его сердцу. Он понимал, что эксперимент с Гридом, в общем-то успешный, не доказывает ничего: Ртищев попал в тело умирающего и отбыл обратно, когда тот готовился испустить дух.