Ох уж эта Люся

Первый раз она убежала из дома из чистого любопытства – не ночевала двое суток. Ей было пятнадцать. За сорок восемь часов Петрова вспомнила всю Светкину пятнадцатилетнюю жизнь. Память прихотливо подсовывала неожиданно осиротевшей матери осколочные фрагменты бесконечных происшествий.

Старшая всегда умела за себя постоять. На расправу была скора. К событиям своей дворовой жизни родителей предпочитала не привлекать, во всем полагаясь на себя. Так и в этот раз. Неожиданно (на самом деле на спор) соседский пацан задрал девочке юбку. Светка восприняла это как оскорбление чести и достоинства, на которое отреагировала спонтанно – со всей силы двинула хлопцу в ухо. Паренек отлетел, взмахнув руками, под предательский хохот дружбанов. Светка стояла руки в боки и презрительно смотрела на корчи поверженного врага.

О произошедшем Люся узнала от разгневанной матери избитого мальчика. Оправдываться не стала, просто позвала дочь. Та тоже не унижала себя оправданиями – просто молчала, как пленный партизан. До извинений дело так и не дошло. Когда делегация удалилась, Светка прошипела вслед:

– Сволочь. Надо было еще во второе дать…

– Во второе что? – уточнила Петрова.

– Ухо.

– Так ты ж его по голове била?

– Мама, ты врач! Ухо и голова – это одно и то же?

– Для того, чтобы бить человека по лицу… – начала Люся.

– По-твоему, ухо – это лицо? – презрительно уточнила Светка.

– Для того, чтобы бить человека по лицу, – продолжала Петрова, – нужны очень веские причины.

– Они у меня были! – торжествующе заявила разбойница.

– Можно узнать какие? – полюбопытствовала мать.

– Ты мне не доверяешь? – сузив глаза, наступала Светка.

– Конечно, доверяю, – поспешила уверить ее Петрова.

Павлику о поведении дочери тоже донесли. Вечером к ответу были призваны обе. Ни жена, ни дочь не сказали ничего вразумительного. Жебет разошелся не на шутку, грозил запереть дочь дома « на-всег-да ». Светка даже не шелохнулась. Смотрела прямо в разинутый рот отца и молчала.

Об истинных причинах рукоприкладства Люся узнала через неделю от запойного слесаря, относившегося к ней как к родной.

– А Светка-то, – поделился он, икая, – молодца. Он ей юбку вверх – она ему в ухо хрясь!

Петрова торопилась оповестить Павлика, требуя смягчить наказание, хотя бы сократить срок. Жебет был непреклонен и строг, Светка – горда и неприступна. Неделю жили в изматывающем молчании. Люсе не осталось ничего другого, как продемонстрировать дочери свою лояльность, переехав из спальни в маленькую детскую. Светка была довольна.

– Ты пожалеешь, – предупредил жену Павлик. – Не сегодня-завтра к тебе придут не соседи, а инспектор по делам несовершеннолетних.

Так и случилось. И, как всегда, Петрова узнала обо всем последняя. И снова причина была благородная – Светка украла бычка.

Никого она, конечно, не крала, гораздо позже утверждала Люся. Но в тот момент дочери инкриминировали именно эту статью Уголовного кодекса (под которую Светка, кстати, не подходила по возрасту).

Любительница животных – кошек, собак, выпавших из гнезда птиц, невероятными усилиями добытых хомяков и морских свинок, – разгуливая по переулкам частного сектора (а делать это категорически запрещалось), обнаружила скитавшегося от забора к забору бычка.

Симпатичного окраса, как и положено, со звездой во лбу, животина издавала, по уверениям Светки, жалобные звуки и всем своим видом просила о помощи. Барышня, понимавшая язык всякой живой твари, сразу же поняла, что к ней обращаются с просьбой: «Не бросай меня». Светка, девочка ответственная, ни секунды не сомневалась. Просто взяла бычка за оборванную веревку и, ласково уговаривая, отвела к себе во двор, поместив скотину в пустовавшем сарае вышеупомянутого слесаря.

Три дня Светка тайно таскала ему траву и выгребала внушительное количество продуктов жизнедеятельности. Впрочем, тайной это было только для ее родителей. Поэтому к появлению участкового уставший от Светкиных причуд двор был готов, и добросердечные бабушки, гроздьями облепившие приподъездные лавки, с готовностью указали местонахождение украденного имущества.

Слесарь, вмиг протрезвев, от ответственности отказался и, вздыхая, указал на арендатора сарая. Светка отпираться не стала. С бычком простилась. И предстала перед инспектором соответствующего ранга.

Дело сшили быстренько. О нем Петровой сообщила сама преступница как раз в момент, который именуется «критическим».

– Почему ты все это время молчала? – не выдержав, заорала мать.

– Я думала, сама справлюсь.

– Тебя столько раз вызывали в милицию! – негодовала Люся. – От тебя должны были потребовать присутствия родителей или хотя бы их письменного согласия.

– Я его принесла, – не смутившись, призналась Светка.

– Как? – обалдела Петрова.

– Сама написала.

– Ты сумасшедшая.

– Я уже взрослая, – не согласилась Светка.

– Взрослые люди понимают, что нельзя брать чужое.

– А я и не брала. Он был ничей.

Люся загрустила от невозможности повлиять на дочь и позвонила начмеду с нетрадиционной для врачебного сообщества просьбой – найти хорошего адвоката.

– У вас что-то случилось? – с тревогой поинтересовался он у своей подчиненной.

– Да. То есть нет. У меня – нет. У дочери. В общем, случилось, – заикалась Петрова, не зная, как описать.

Вместо утреннего приема в поликлинике Люся сидела в кабинете у адвоката. Точнее, адвокатши. На вид ей было не менее восьмидесяти лет, в зубах торчала папироса, и на запястье почему-то оказался татуированный якорь. Это была знаменитая Инесса Моисеевна Крайнц, известная в городе тем, что не имела ни одного проигранного в суде дела.

– Сколько лет девице? – хрипло поинтересовалась адвокат.

– Пятнадцать, – робея, сообщила Петрова.

– Хороша нимфеточка, – хмыкнула Крайнц, смерив взглядом ничуть не смутившуюся от незнакомого слова Светку.

Дело рассосалось. Вместо юга семья отправилась на городской пляж.

Через несколько недель Светку настигла любовь. А еще через несколько – ревность. Причем не к сопернице, а к сестре, любезно приглашенной бабушкой на Черноморское побережье.

– Так нельзя! – возмущалась Петрова.

– Чего нельзя? – переспрашивал Павлик.

– Нельзя разделять девочек. Пусть едут обе.

– Это невозможно. Бабушке это не по силам.

– Если твоей бабушке по силам ехать двое суток в поезде, значит, по силам взять с собой и вторую внучку.

Вера Ивановна так не считала, но под напором Люси дала согласие.

Петрова лихорадочно складывала вещи дочерей и обивала пороги тех, у кого была возможность достать билеты. Люся делала все возможное и невозможное. Билеты купила, вещи сложила, курицу отварила. Домой накануне отъезда Светка не явилась.

Роза плакала от страха, что останется без моря. Люся – от страха, что осиротела ровно на одну дочь. Павлик, проводив дорогих для него женщин, демонстрировал чудеса отцовской ответственности и рыскал по району в поисках пропавшего дитяти. Этим же занималось местное отделение милиции.

Петровой рисовались трагические картины, а Светка в это время наслаждалась покоем в доме новой подруги со звучным именем Алсу.

На излете вторых суток Люся отметила, что из холодильника исчезли котлеты, а с балкона – купальник.

«Жива», – подумала она и почти успокоилась.

Старшая дочь явилась все равно неожиданно. Загоревшая и безумно красивая, она отомкнула входную дверь в расчете на то, что родители на работе. Увидев мать, сообщила:

– Я на минуточку.

Петрова молчала.

– Роза уехала? – как ни в чем не бывало спросила беглянка.

– Уехала, – бесстрастно сообщила мать.

– Я так и думала, – удовлетворенно хмыкнула Светка, распахнув холодильник.

– Что ты ищешь? – поинтересовалась Люся.

– Еду.

– Еды нет. Я ничего не готовила.

– Как обычно, – скривилась Светка.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Что?

– Где ты? С кем? Что произошло, наконец? Почему ты ушла из дома?

– Я живу у подруги.

– Я была у всех твоих подруг.

– Ты ее не знаешь.

– Хорошо. Где живет твоя подруга?

– У ипподрома.

Петрова съежилась: район ипподрома имел славу одного из самых криминальных в городе.

– Кто ее родители?

– Не знаю. Я их не видела.

– Так не бывает, – устало обронила Люся.

– Я правда их не видела.

– А я не видела, чтобы дети в твоем возрасте жили абсолютно одни.

– А мы не одни. У нее есть брат.

– Еще лучше. Сколько лет брату? – продолжала допрос Петрова.

– Он после армии.

– Чем занимается?

– Ничем.

– А ты?

– Ухаживаю за лошадьми.

– Ты устроилась на работу?

– Нет, я записалась в секцию.

– Когда ты вернешься домой?

– Я не хочу домой.