Понимая, что агент, работающий в доме Шелли, может не заметить его появления возле означенного дома и тогда он попусту потратит время, Нокс вошел в лавку не сразу, а сначала потоптался у дверей, разглядывая выставленный для всеобщего обозрения прилавок, за которым стоял мальчик лет двенадцати. Подросток буравил незнакомца злыми маленькими глазками, должно быть, ожидая, что тот вдруг схватит какую-нибудь ерунду с его прилавка и даст деру.
Заметив, как в доме супругов Шелли открылась дверь, Нокс вошел в лавку и, осмотревшись, приметил в дальнем углу мальчугана лет десяти. Последний поспешно поднялся со своего места и, поклонившись, как это обычно делают готовые к услугам приказчики, поинтересовался, чего желает благородный господин.
Еще дорогой Нокс решил, что купит карандаш и тетрадь, и уже потянулся за небольшим блокнотом в синей обложке, как за его спиной появился еще кто-то.
— Добрый день. — Незнакомец поздоровался с мальчиком и, кинув выразительный взгляд на Нокса, попросил показать ему щетку для обуви. И, пока мальчик раскладывал на прилавке имеющиеся в наличии щетки и бархотки для полировки голенищ, шепнул Ноксу, что будет ждать его в трактире "У паяца", после чего, кинув на прилавок монетку и прихватив покупку, неспешно пошел к дверям.
Дело было сделано, они узнали друг друга, но Нокс все равно сначала выбрал карандаш и тетрадь, рассчитался с мальчиком и только после этого, никуда не торопясь, отправился к указанному трактиру.
Паоло выбрал ближайшее к дому заведение, в котором, должно быть, привык бывать, так что, обнаружь его там хозяин или домашние слуги, это не вызвало бы вопросов. Другое дело Нокс, который жил и работал на другом конце города, впрочем, вряд ли Шелли узнал бы скромного наборщика, даже столкнись он с ним нос к носу.
Паоло сидел за небольшим столиком в дальнем углу, так что Нокс его ни сразу обнаружил. На столе уже стояли две кружки пива.
— Угощайтесь, — дружелюбно предложил Паоло.
— Ну что вы, я же мог сам, — попытался отказаться Нокс.
— Забудь. Хозяин платит, — ухмыльнулся Паоло. — Точнее, денег не считает. Итак, к делу, мне сказали, что вы собираете сведения о Перси Биши Шелли.
— Точнее, о его супруге. — Нокс отхлебнул немного пива. Напиток оказался, на удивление, приличным.
— Хотите узнать что-то конкретное? — Паоло вальяжно облокотился о стену. Ну просто не агент тайной полиции, а заправский чичероне, в распоряжении которого целый комплект интереснейших экскурсий.
— Ну, например, как они познакомились?
— В то время я еще не служил мистеру Шелли, — немного растягивая слова, как это обычно делали люди, вынужденные говорить на неродном языке, начал Паоло, — впрочем, в этой семье чтут некоторые даты, одна из них — 3 июня 1814 года — день, когда они познакомились в книжном магазине ее отца. — Паоло улыбнулся, оценив удивление, отпечитавшееся на лице его нового знакомого. Вряд ли агент мог хотя бы надеяться получить столь исчерпывающую информацию, и так быстро. Поэтому Паоло не без самодовольства продолжил: — Вторая важная дата этой семьи — 26 июня того же года, в этот день Мэри призналась Перси в любви. Это произошло на могиле ее матери. — Итальянец улыбнулся. — Некоторое время назад мне удалось столковаться со слугой мистера Годвина, ну, отца Мэри, и тот позволил переписать некоторые хранящиеся дома письма. Полагаю, когда Перси увез Мэри из дома, Годвин планировал обратиться в суд или написать отцу, или деду коварного соблазнителя, чтобы вытрясти из них как можно больше. Во всяком случае, он не только писал об этом одному своему другу, кстати, юристу, но и после скопировал и сохранил текст себе для памяти. Вот он. — Паоло извлек из кармана черную, весьма потрёпанную книжицу и, полистав, раскрыл ее перед Ноксом на нужной странице: "В воскресенье, 26 июня, Шелли сопровождал Мэри к могиле матери, кладбище находится в миле от Лондона; и, кажется, именно там ему в голову пришла нечестивая мысль соблазнить мою дочь, предав при этом меня и бросив свою жену.
— Странно, Годвин, называющий брак "самым худшим из всех видов собственности", резко сделался ревнителем нравственности, когда дело коснулось его семьи.
— Вот именно! — Паоло тихо засмеялся. — Представляю, как был изумлен Шелли, всегда считавший Уильяма Годвина самым прогрессивным, свободомыслящим философом современности. Вся эта философия, все эти свободы хороши, пока находятся в границах литературы, но вот коснись они личности… да еще и собственной дочери, тут уж извините.