Охота к перемене мест

— Да ты стань хотя бы человеком с маленькой буквы! И то было бы неплохо. Ты ведь только с виду...

— ...исполняешь обязанности человека, — уточнил Маркаров. — А приглядишься — так и тянет спросить: ну, какой тебе был смысл на задние ноги становиться? Ходил бы себе на четвереньках. Труд сделал человека из обезьяны. Так неужели из тебя человек не образуется? К твоему сведению, наше поколение — восьмисотое поколение человечества.

— Да иди ты, Антидюринг...

— Иду, иду, — Маркаров направился к буфету.

— А ты можешь выразить свою мысль на боле-мене цензурном языке? Не слыхал, что в Дубне случилось? — Варежка перешла на шепот, словно собралась сообщить нечто сверхсекретное. — Там один атом ругался матом. А его за это из молекулы исключили... Лучше скажи: ты когда-нибудь приносил людям пользу? Мне сдается, ты ее, эту пользу, только уносил от людей.

— Опять ты в прокурорши записалась. А если пристально подумать — чем я тебе не пара? — он пригладил свои вьющиеся волосы.

— Жених-то ты жених, но сильно потрепанный. Ты же самого себя не любишь. Как же тебя могут любить другие?

— Эх, жалко мне тебя! Проходишь мимо своего счастья. Вот если бы ты, да я, да мы с тобой... Сила!

— Если бы да кабы... Если бы у твоей тети росли усы, она была бы твоим дядей... Ну какая в тебе, Садырин, сила? Весу в тебе много, а не силы.

— Вот увидишь, я еще отличусь! Заткну за пояс этого самого Шестакова.

Погодаев до сей поры не проронил ни слова. Он дружелюбно подозвал Садырина и пододвинул ему стул Маркарова, тот маячил в очереди у буфетной стойки.

— Федя, — сказал Погодаев с подчеркнутым миролюбием, — ты же добрый парень. Не кривись, я знаю... Всегда в поездках помогаешь Галиуллиным таскать вещи, с татарчатами возишься. Зачем же ты всем говоришь, делаешь назло? Вынуждаешь сердиться на тебя. Можно подумать — тебе скучно с самим собой.

— ...продолжаем концерт по заявкам строителей, — донеслось из репродуктора. — По просьбе знатного монтажника Федора Федоровича Садырина, строительство Приангарского горнообогатительного комбината, исполняем Четвертую рапсодию Листа...

Не ответив Погодаеву, Садырин снова подсел к Варежке. Он самодовольно ухмыльнулся, услышав свою фамилию.

— Ты, может, сватаешься ко мне ради комнаты? Тогда не надейся. Вчера отдала ключи Галиуллиным.

— А сама? — У Садырина сделалось такое выражение лица, будто ему в рот попал комар и он этого комара проглотил.

— В общежитие. Галимзян перенес чемодан — и вся недолга!

— С тобой не соскучишься, — протянул Садырин.

— Знала, что будешь разочарован. Вот видишь, и сватался зря...

Садырин налил себе еще стакан молока и сказал:

— Тебя только в молоко класть, чтоб не скисло. Лед, а не женщина!..

Он выпил залпом молоко, шумно оттолкнул ногой стул и направился к выходу, не кивнув Варежке на прощанье.

— Куда же ты? С большой буквы! Хоть бы дослушал свою заявку, знатный монтажник. Все-таки Четвертая рапсодия Листа!..

Садырин остановился, повернулся, быстрым шагом подошел к Погодаеву, молча пожал ему руку и вышел.

20

После нескольких рейсов с вагоном-рестораном Мариша вновь обрела звонкий мелодичный голос. А боялась охрипнуть навсегда, после того как продавала зимой мороженое, зазывала покупателей.

Когда ей в первый раз дали чаевые, она сильно покраснела и отказалась.

Ресторатор выругал ее:

— Чтобы пассажиры подумали, что ты сознательнее Скуратовой? — он кивнул на другую официантку. — Выходит, все мы с родимыми пятнами, ты одна — шибко принципиальная?

За ее столиком сидел синеглазый чернобровый парень в морском кителе, чем-то привлекательный. Совершенно неожиданно он сказал Марише:

— Бросьте вы всю эту посуду! Поедемте со мной, милая девушка!

— Куда?

— Далеко-далече. Чтобы наступить ногой на горизонт.

— Вы считаете, что мне к лицу северное сияние? Увезу тебя я в тундру?

— На край света. Как высказался наш всенародный поэт:

Тот край и есть такое место,Как раз такая сторона,Куда извечно, как известно,

Была любовь устремлена!

— Соскочить за вами с поезда на ходу? Или сойти на первой же остановке? А кто будет кормить пассажиров обедом? У нас завтра на первое флотский борщ, на второе шницель по-венски...

— Ну не вписываетесь вы с вашими глазами в этот кабак на колесах.

— А в отделе кадров конторы вагонов-ресторанов восточного направления Главдорресторана Минторга РСФСР думают иначе. Вы же меня совсем не знаете!

— Уже давно сижу и смотрю на вас. Каждый день. С небольшими перерывами.

— Вообще говоря, я бы поехала на край света. Но жду такого приглашения от другого. Уж если ехать так далеко, то без оглядки! Не оставляя денег на обратный билет. Верно? На край света лучше ехать вдвоем, и не всякое время года для этого годится.

— Когда же лучше — летом, зимой?

— Поэты утверждают, что есть еще пятое время года — время любви...

— А вот я, увы, со всеми своими переживаниями укладывался в четыре времени года... Где же тот счастливец, который дожил до пятого?

— Работает на стройке. Славное море, священный Байкал.

— Пишет?