Охота на дьявола

Большая часть населения прошла через ужасную болезнь, связанную с террором, и никто не смог полностью выздороветь и вновь приспособиться к нормальной жизни. Эта болезнь перешла на следующее поколение, так что сыновья платят за грехи отцов и, возможно, только внуки смогут переступить через это — или, по крайней мере, они будут жить уже другой жизнью.

Надежда Мандельштам, «Надежда против надежды»[1]

И так как не могу я доказать, что он любовник… То я намерен доказать, что он злодей.

Вильям Шекспир, «Король Ричард III»

Пока не привели арестованного, Костоев еще раз осмотрел комнату для допросов. Она была именно такой, как ему хотелось, — пустой. Только фотография на стене Феликса Дзержинского — основателя КГБ, человека с козлиной бородкой, с настороженным выражением лица, — да сейф в углу, намекающий на хранящиеся в нем секреты, — пусть подследственный поломает голову, какие именно. И были еще два стола, образующие букву «Т»: тот, за который сядет Костоев, и, перпендикулярно к нему, еще один. Подследственный будет находиться как бы внутри угла буквы «Т», справа от Костоева.

Смотреть ему будет некуда — только на Костоева. И даже если он переведет взгляд на сейф или фотографию, это тоже будет работать на следователя: арестованный лишний раз вспомнит, где он находится. Не в какой-нибудь захолустной тюряге, а в тюрьме КГБ города Ростова-на-Дону.

Выдержав ожесточенную стычку с представителями МВД СССР и ростовской милицией, которые хотели держать арестованного у себя, Костоев добился, чтобы в период следствия он был в тюрьме КГБ. Хотя это и выходило за рамки обычной практики, у Костоева были веские причины добиваться такого перевода. Чикатило подозревался в убийстве с сексуальным изуверством тридцати шести человек, женщин и детей; кое у кого из этих тридцати шести в ростовской милиции работали родственники. Более того, в тот период следствие еще не располагало какими-либо прямыми уликами против арестованного (который, кстати, ранее в течение нескольких месяцев уже сидел в общей тюрьме по обвинению в тех же преступлениях, откуда и был освобожден за недоказанностью его вины). Вот почему Костоев настаивал на такой изоляции, которая полностью исключила бы возможность насилия или мести.

Арестованного вели по коридорам тюрьмы КГБ в соответствии с освященной веками казематной процедурой. Сопровождавший его охранник постукивал ключами по пряжке своего ремня, чтобы предупредить других охранников в других коридорах о том, что проходит арестованный: тот не должен был никого видеть. И никто не должен был видеть его.

Арестованный — высокий, покатый в плечах, с редеющими волосами серо-песочного цвета — шагал медленной, почти старческой, шаркающей походкой, вытягивая вперед мускулистую длинную шею; руки крупные, средний палец правой руки забинтован.

Он выглядел таким, каким и был в жизни — инженер невысокой квалификации, заядлый читатель газет, пожилой человек, уже имеющий внуков.

Следователь Костоев почти не спал все трое суток, предшествовавших аресту. А когда ему все же удавалось заснуть, он каждый раз видел лицо именно того человека, которого сейчас к нему и вели. Заснуть ему не давали не только тревога и волнение — за эти трое суток он должен был подготовиться к дуэли, чем, собственно, и является допрос.

Трое суток следователь Костоев — ему сорок восемь, он щегольски одет, импозантен и представителен — мерил шагами номер гостиницы «Ростов» (№ 339), где жил, как ему казалось, уже целую вечность, забыв обо всем, кроме задачи, которая перед ним стояла. За эти трое суток он ни разу не покинул номер. Если и смотрел в окно, то ничего не замечал. Каждую минуту нужно было использовать с единственной целью: найти путь, чтобы, проникнув в душу подозреваемого, понять его логику, уловки, с помощью которых он надеялся спастись, его глубоко затаенный страх.

Из сотен дел, расследованных Костоевым, только в трех случаях ему не удалось добиться признания. И эти случаи, конечно, запомнились более всего. Но никогда еще не допрашивал он такого человека, как тот, кого сейчас вели к нему в комнату для допроса. Расследование убийств было работой Костоева, его хлебом; обычно эти убийства совершались профессиональными преступниками или людьми, которые поддались жадности или гневу. Никогда прежде ему не приходилось сталкиваться с человеком, который, сам имея внуков, калечил бы и убивал детей. Какую стратегию нужно применить, чтобы проникнуть в душу подобного семьянина-каннибала?