Охота на ламию. Институт неблагородных

Но даже их хватило, чтобы услышать грохот падающего тела. И ощутить запах смерти, навсегда впитавшийся в пыль дороги, ведущей в Кломмхольм. Институт неблагородных, которые сегодня одержали окончательную победу.

* * *

Мне снилась Фарф. Мы снова очутились в Лимбе, стояли напротив друг друга, взявшись за руки, и улыбались.

— Я ухожу, — произнесла она и засмеялась. — Спасибо тебе, Регина.

— За что? Куда? — мне только и оставалось, что вопрошать, но вскоре туман сделался непроницаемым, а моя руки ухватили лишь пустоту.

Я открыла глаза и вынырнула на поверхность, будто утопленница, спасённая в самый последний момент. И той нитью, которая помогла найти дорогу назад, был его голос. И глаза.

— С возвращением! — произнёс он, держа меня за руку.

— Где мы? — прошептала я, оглядываясь, чтобы скрыть слёзы, повисшие на ресницах. Я знала ответ, и он знал, что именно мне известно.

Мы оба молчали. Я хотела бы спросиь, сколько времени провела в забытьи, что случилось с Охотниками, какой бесславный конец им уготовило правосудие, но не сейчас.

Аккуратно присев на кровати, уткнулась в плечо Рандала и вздохнула. Сладко — так, как вздыхают те, чей корабль достиг тихой гавани мирного счастья. Сейчас я не желала обсуждать прошлое и будущее, было достаточно того, что я слышу биение его сердца, чувствую руку на спине и вдыхаю аромат пепла, которым пахнет его кожа. И этот запах, кто бы мог подумать, заставляет меня придвинуться ближе и вдыхать жадно, будто упиваясь духмянностью драгоценных масел.

— Регина, я бы не хотел, чтобы ты становилась дознавателем. Знаю, это эгоистично, пусть так, но больше никаких расследований.

Я усмехнулась и покачала головой.

— А если нет?

И посмотрела в глаза. Противостояние взглядов закончилось тем, что наши губы нашли друг друга, кожа прильнула к коже, а сердце к сердцу.

— Пока не будем об этом, — согласился на отсрочку Рандал и легонько щёлкнул меня по носу. — А сейчас отдыхай. Всё кончено.

Он силой уложил меня в постель и встал, посмотрев, будто на больную девицу, которую не следует лишний раз волновать.

— Один вопрос, — я поймала его руку, а потом отпустила, провела пальцами по тылу кисти, будто хотела одновременно удержать, чтобы узнать правду и отпустить, чтобы остаться в счастливом неведении.

Мне совсем не было жаль Охотников, я не хотела знать их имён, они навсегда для меня останутся прокажёнными, чьи язвы скрыты в душе. Но мне бы не хотелось показного правосудия для Хадриана, декана и прочих. Хотя, думаю, именно это их и ждёт. Келисия своего не упустит. Такой шанс на реванш!

— Один, — подтвердил Рандал. — А потом ты поспишь. Не бойся, программу нагонишь, ректор лично обещала, что к тебе отнесутся со всем почтением, которое ты заслужила.

— И что она ещё тебе сказала?

— Что очень рада такому исходу. В Кломмхольме сейчас работает целый штат дознавателей, но это скоро закончится. Виновные умерли, некоторые твои знакомые подались в бега, иные выторговали почётную отставку. Всё-таки быть ровесницей Института и знать его тайны иногда крайне полезно.

Я улыбнулась. Персилия Лагра и здесь сумела обернуть обстоятельства себе на пользу, зла на бывшего декана я не держала. Да, они хотели меня убить, потому что почувствовали угрозу. И были правы. Я бы рассказала Рандалу и Дазромаку о тайном обществе. Даже сама того не желая.

После зеркального ритуала у нас троих было мало тайн. Я и сама не до конца понимала, насколько открыта для своих соратников по расследованию.

— Не бойся, Регина, — словно подслушал мои мысли Рандал и снова присел рядом, сжав мою руку. — Мы знаем кое-что друг о друге благодаря моим зеркалам, но на этом всё.

— Значит, Хадриан пропал? И Дазромак про него ничего не знает? — спросила я в ответ. — Как же тогда Персилия Лагра так просто уступила своё место?

Рандал посмотрел на меня долгим взглядом и лишь потом ответил:

— Он не так прост, как хочет казаться. Келисия рассказала мне кое-что о нём. То, что смогла узнать. Наш неказистый друг метит в высокие кресла. И у него есть свои источники. Более того, он настоятельно просил, чтобы в Кломмхольм подрядили именно его. Как многое ты ему рассказывала?

— Не знаю, не помню. Наверное, много. Он ещё всё время подчёркивал, что ты причастен к Охотникам.

Я улыбнулась, вспоминая, как верила этому и пребывала в отчаянии.

— Ну всё, — Рандал снова наклонился и медленно, будто оставляя свой знак, коснулся моих губ. Я разочарованно выдохнула.

Сейчас я бы хотела от него немного больше нежности и меньше суровости в лице. И вообще, я уже устала от всей этой истории. Да, в ней оставалась недосказанность, как и в обычной жизни. Это только в книгах следователь собирает всех в круг и начинает отматывать время, рассказывая о том, как всё начиналось.

И делает это так, что самому непосвящённому зрителю кажется, будто не осталось ничего тайного. А оно всегда остаётся, путается между строк, расползается по страницам, уходит в тень пыльных углов, в которых монолитами стоят шкафы с забытыми историями.