Прямое обоюдоострое лезвие шириной в три пальца чуть отливало синевой. Его, как и ножны, покрывали серебристые надписи. Серебро не было вплавлено в сталь — оно словно прорастало из под неё, укрытое сверху тонким слоем закалённого металла.
— Это истребитель нечисти, Немой! Ему хер знает, сколько лет.
— Больших денег стоит, — поддакнул князь Всеволод.
— Не всё на свете меряется деньгами, — заметил Сытин.
— Так я и говорю! — согласился князь. — Для Немого ничего не жалко!
Сытин налил ещё.
Князь встал со скамейки и откашлялся.
— В общем так, Немой! Первым делом — принимаю тебя на княжескую службу. Под начало Василия Михалыча.
Сытин кивнул.
— Во-вторых, — продолжил князь, — официальным указом разрешаю тебе совершать любые поступки, если это необходимо для блага княжества.
Ни хера себе!
— До сих пор такое право было только у одного человека! — князь кивнул на Сытина. — Точнее, у двух, но… Неважно! Считай, Немой, что теперь ты властью равен князю. Ну, почти равен! Не злоупотребляй!
Они снова выпили.
— А теперь — о деле, — сказал Сытин. — Комариную чащу мы прочесали. Но никакой огненной бабы, или змеи там не нашли. И всё же они там были. Мы отыскали старое кострище. Судя по его размеру, несколько человек жили там не меньше месяца. И исчезли перед самой нашей облавой. Княжича мы освободили, но Мыш всё ещё при нём. Ничего подозрительного пока не обнаружил.
Я слушал Сытина а сам любовался хитрыми узорами на клинке. Затем осторожно дотронулся пальцем до лезвия. Из тонкого пореза выступила кровь.
— Немой, ты мало крови потерял, что ли? — укоризненно спросил Сытин. — Дай-ка сюда!
Он отобрал у меня меч и повесил его на гвоздь, вбитый в дверной косяк.
— С ним надо уметь обращаться. Вот вылечишься — и займёшься. Хорошего учителя я тебе найду.
— Выздоравливай, Немой! — сказал князь, поднимаясь. — Ты теперь государственный человек. А хочешь — я тебе дом подарю? Женишься на Глашке и будешь в нём жить!
— Княже! — остановил его Сытин. Посмотрел в мои негодующие глаза и хмыкнул.
— Немому сейчас не до баб будет. Выздоравливать надо. А потом я его в такой оборот возьму, что никаких сил не останется. Княжеское жалованье надо отрабатывать.
Сытин повернулся ко мне и добавил:
— Знаешь, Немой! Ты первый человек на моей памяти, который колдуна зубами загрыз. Я тебя уже бояться начинаю.
Бля! Вот хрен его поймёшь — хвалит, или стебётся!
Не успели они уйти, как в дверь заглянула Глашка.
— Гиппократ Поликарпыч! — тихонько попросила она.
— А? — старенький доктор поднял глаза от бумаг, куда записывал гусиным пером ход моего лечения. — Глаша? Точно! Мне же за травами надо сходить! И барсучий жир кончается. Так, Глаша! Я отъеду на пару часов. Присмотри за Немым! Через час дашь ему отвар.
Гиппократ кивнул на печку, на которой стоял чугунок с противной жидкостью чайного цвета. Этой гадостью он пичкал меня три раза в день. Горькая жидкость хорошо снимала воспаление.
— Хорошо, Гиппократ Поликарпыч! — радостно кивнула Глашка.
Когда доктор вышел, она придвинула табурет к моей кровати, села рядом и взяла меня за руку.
— Ну, как ты, Немой?
Я улыбнулся.
Глашка вздохнула и положила голову мне на грудь.
Приятно!
— Хороший ты, Немой, — тихонько сказала она, осторожно гладя моё лицо.
Я попытался приподняться на локтях. Но в бок опять ударила боль, и я упал обратно на подушку.
— Лежи! — строго сказала Глашка. — Я сейчас.
Она влила в меня полстакана горького отвара.
— А теперь бульон! Он тёплый ещё. Михей вчера специально за рябчиками ходил.
Охренеть! Бульон из рябчиков!
Глашка крутилась вокруг меня целый день. Гиппократ Поликарпыч еле её выгнал.
Это были приятно. Но, честно говоря, утомительно. Я как-то сразу захотел поскорее выздороветь.
А ещё через неделю ко мне явился Фома.
Я сидел на лавке у стола и жадно хлебал зелёные щи, которые принесла Глашка. Как только спал жар и раны стали затягиваться, во мне проснулся звериный аппетит.
— Правильно, Немой! — смеялся Сытин, глядя, как я ем. — Тебе же за двоих жрать надо — за себя, и за кота!
— Пойдём во двор, — сказал Фома. — Разомнёмся.
Я торопливо доел щи и вслед за Фомой вышел на улицу.
От солнечного света хотелось зажмуриться. После больничной духоты свежий воздух хотелось пить.
— Руками двигать можешь? — спросил Фома.
Я попробовал и кивнул.
— Вот и хорошо. Держи!
Фома протянул мне деревянный меч, и себе взял такой же.
— Сегодня попробуем блоки. Я рублю сверху. Ты подставляешь меч, вот так!
Фома медленно показал мне нужно движение.
— Попробуй.
Он замахнулся, нанося удар. Я подставил меч. Дерево глухо стукнуло о дерево.
— Хорошо. А теперь — чуть быстрее!
Фома гонял меня до тех пор, пока вся одежда не пропиталась потом. Я без сил плюхнулся на крыльцо. Под бинтами зверски чесалось.
Эх, в баню бы, бля!
— Ничего, — улыбнулся Фома. — Так быстрее выздоровеешь.
Он сел рядом со мной и, будто невзначай, спросил:
— Скажи-ка, Немой! Твою мать не Ириной звали?
Я помедлил и кивнул.
Фома задумчиво почесал круглую голову.
— Меч — это хорошо, — неожиданно сказал он. — И на лошади скакать я тебя научу. Но прежде всего тебе надо учиться колдовству. Я поговорю с Сытиным.