Сытин расхохотался и добавил:
— Вот что, Немой! Сгоняй-ка к кузнецам. Там нечисть какая-то завелась, по ночам в кузнице стучит, железо портит.
— И уголь тратит, — басом добавил кузнец.
— Вот, Ефим тебе всё расскажет! Разберёшься, не маленький! Если что — в кузнице ночь покарауль.
Какого хера? Кузнецы сами покараулить не могут, что ли?
Видно, этот вопрос был очень ясно написан на моей роже. Кузнец помялся и сказал:
— Опасаемся. Мы люди крещёные. А тут — нечисть!
Ну да, конечно!
Я знаками показал Ефиму, что хочу жрать. И поэтому приду в Кузнечный конец не раньше, но и не позже, чем на закате. Тем более, что трудолюбивая нечисть начинает ковать только с наступлением сумерек.
Пришлось долго тыкать пальцем в солнце и в грудь кузнеца прежде, чем он меня понял.
Расстроенный кузнец пытался уговорить меня пообедать у него дома. Хвастал, что его жена сварганила наваристые щи, и даже обещал поставить бутылку.
Я слегка охренел от его щедрости и решил проверить кузнеца на вшивость. Прищурился и внимательно уставился ему в глаза.
Через десять секунд кузнец начал отводить глаза в сторону. Но они упорно возвращались к моему лицу.
Ещё через десять секунд я понял, что кузнец не врёт. Он действительно слышал в кузнице стук молота. И действительно боится туда заходить. А ещё опасается, что я ему не верю и просто пошлю на хер вместе с его необычными заботами.
Я похлопал кузнеца по плечу и показал, чтобы он шёл домой и приготовил бутылку.
Ну, а хрен ли? Не на сухую же целую ночь караулить!
Отделавшись от клиента, я застыл в нерешительности. Идти в кабак одному не было никакого смысла. Поэтому я отправился на рынок за подарком для Глашки.
Походил по рядам и выбрал узорчатый платок и костяной гребень для волос, украшенный тонкой узорчатой резьбой. Сунул подарки за пазуху и отправился к Глашке.
Открыв калитку, я нос к носу столкнулся с Михеем. Он стоял на дорожке в одних полотняных трусах, а вокруг него жужжал целый рой пчёл. Несколько здоровенных насекомых уже ползали по его телу. Самая умная пчела вскарабкалась на блестящую лысину и довольно млела на солнышке.
— Здорово, Немой! — сказал Михей, стараясь не слишком раскрывать рот.
Ну, это и правильно. Пчела залетит — не откашляешь!
— Глашка дома, проходи. Только не торопись — пусть они тебя обнюхают.
Ну, понятно, бля! Новые ловушки готовит.
Я немного постоял рядом с Михеем. Странным образом, жужжание пчёл успокаивало.
До тех пор, пока одна из них не решила залезть мне в нос, падла!
Для этого она взяла приличный разгон и с лёту попала прямо в ноздрю.
Сто из ста!
От неожиданности я зажмурился и громко чихнул.
Встревоженные пчёлы угрожающе загудели и кинулись на нас.
А мы с Михеем, не сговариваясь, кинулись в сторону дома.
Я бежал первым и слышал за спиной тяжёлое сопение и сдавленные вскрики. Похоже, пчёлы передвигались куда быстрее Михея.
Забежав в дом, мы захлопнули дверь и навалились изнутри, как будто пчёлы собирались её выбить.
Не, ну чем чёрт не шутит?
Искусанная рожа Михея стремительно распухала.
— Немой, — кротко спросил этот здоровяк. — Вот как ты так умудряешься, а?
А я-то здесь при чём? Ты же сам себе таких охранников завёл.
Я пожал плечами и направился на поиски Глашки.
Глашку я отыскал на кухне и немедленно вручил подарки.
А толку-то?
Она тут же принялась хлопотать вокруг Михея — мазала ему укусы какой-то зеленоватой мазью из деревянной банки и прикладывала холодные компрессы.
Наконец, отёки у Михея стали сходить. Он постонал ещё немного и задремал.
А Глашка потащила меня обратно на кухню.
— Надо поговорить! — сказала она, серьёзно глядя на меня.
Надо — значит, надо. Глашка права — так лучше.
Я кивнул.
— Ты — ветер, Немой! — неожиданно сказала она. — Перекати-поле. На месте не усидишь, и удерживать бесполезно.
Я немного подумал.
Да какого хрена? Правда всегда лучше.
И снова кивнул.
— Я знаю, — горько усмехнулась Глашка. — Только знаешь что?
Я вопросительно поднял брови.
— Ты приходи. Просто приходи, когда захочешь, и всё. Ничего не говори и не обещай. Понял?
Я кивнул в третий раз. А потом обнял Глашку.
Её дыхание стало прерывистым. Прижавшись друг к другу, мы в обнимку ввалились в её комнату и шлёпнулись на кровать.
Через пару часов я вышел за калитку, почесал в затылке и поглядел на солнце, которое висело над самыми макушками деревьев. Оглянулся на Глашкины окна, поправил за спиной меч и пошлёпал в Кузнечный конец Старгорода.
— Вот моя кузница! — Ефим показал рукой на приземистое бревенчатое строение, над плоской крышей которого поднималась широкая труба.
— Я позавчера ночью поссать вышел, слышу — куёт кто-то. Звенит молотом по наковальне! Я бегом в кузницу. Дёрнул дверь — не поддаётся. Как будто кто-то изнутри запер. А засова-то у меня нет! Вот, сам погляди!
Я с умным видом осмотрел дверь, сколоченную из толстых досок. Снаружи к ней была прибита толстая металлическая проушина под навесной замок. На косяке, вытесанном из целого бревна, крепилась ответная часть.
А вот изнутри запоров, и вправду, не было.
Хрень какая-то!