Охота на орлов

Тулл и сам удивился, ощутив нарастающее волнение, хотя удивляться, в общем-то, было нечему. Он провел жизнь в армии, и участие в триумфальном шествии стало бы славным венцом его карьеры. Такая честь вовсе не была чем-то невообразимым, поскольку они с Фенестелой служили некоторое время под командой Германика, внучатого племянника Августа, и принимали участие в войне в Иллирике. Горечь старых обид напомнила о себе. Пониженный в звании и переведенный в другой легион, он не имел никаких шансов на участие в триумфе. Какое падение после той бойни в Германии три года назад… Тулл твердо решил не опускаться до жалости к себе. Забудь, что было. Наслаждайся зрелищем.

На протяжении сотен лет триумфы служили основным развлечением и важнейшим событием, которым возвращающиеся с войны полководцы баловали народ Рима, но в правление Августа эти торжества оказались не в чести. Полный триумф не устраивался уже более трех десятилетий, и даже если б Тулл бывал в Риме, свидетелем этого зрелища он не стал бы. Причина, как все знали, заключалась в том, что на небосводе столицы дозволялось сиять только одной звезде – звезде императора.

Неслучайным было и то, что, когда Август наконец разрешил награждение триумфом, первым этой чести удостоился его преемник, Тиберий. Нельзя сказать, что у Тулла были возражения по поводу выбора Августом. Почти десять лет назад он служил под началом Тиберия в Германии и знал его как настоящего вождя, заботливо относившегося к солдатам. А большего от полководца и требовать нельзя, подумал Тулл, с неприязнью размышляя об Августе и несправедливом указе, запрещавшем им с Фенестелой приезжать в Италию.

С громким металлическим лязганьем появились дюжины запряженных быками повозок; все они были заполнены оружием и доспехами покоренных Тиберием иллирийских племен. Тысячи копий, мечей, кинжалов, несчетное множество шестиугольных щитов, шлемов. Гром рукоплесканий и приветственных криков стихал – демонстрация трофеев проходила довольно монотонно, повозки мало чем отличались одна от другой. Новый всплеск энтузиазма вызвал показ стендов с картами завоеванных земель и макетами укреплений, взятых солдатами Рима; для показа наиболее драматических эпизодов кампании провезли большие живописные полотна.

Неудивительно, что наибольший восторг и интерес вызвала демонстрация серебряных монет и драгоценностей. Одобрительным гулом встретил народ вереницы жертвенных животных – быков, овец и свиней, которых вели жрецы. Их осыпали благословениями, просили молить богов о покровительстве Тиберию. Тулла позабавили негромкие замечания некоторых острословов, рассуждавших о том, какой именно кусок жертвенного мяса они хотели бы заполучить себе.

Возбуждение толпы достигло предела с выходом первых пленных. Из складок туник извлекались гнилые фрукты, куски битой черепицы, осколки горшков и даже ошметки полусухого собачьего дерьма. Когда пленники подошли ближе, на них обрушился залп из всех этих метательных снарядов.

– Они же люди, а не животные, – возмутился Тулл. – И притом храбрецы.

– Мне ли забыть это? – Фенестела оттянул ворот туники, обнажив красный рубец у основания шеи.

– О, боги! – воскликнул Тулл. – Я помню тот день. Копье, да?

– Да. – Фенестела бросил злобный взгляд на ближайшую повозку. В ней везли пленных вражеских воинов; несмотря на обстрел гнилыми фруктами, они сохраняли на лицах гордое выражение, не гнули спины и смотрели на римлян презрительно. – А как по-моему, так подходящее обращение для этих сучьих выродков.

Настроение зрителей изменилось, когда пленных воинов сменили повозки с захваченными женщинами и плачущими детьми. Зрители отводили глаза, просили о снисходительном обращении с несчастными, бормотали молитвы. Тулл почувствовал, что его переполняет презрение к окружающим согражданам. «Эти люди взяты в плен на войне, которая велась от вашего имени, во имя Рима. Смотрите правде в лицо».

Настроение его сменилось при появлении знатнейших пленников, и среди них Батона из рода Дезидиатов, предводителя длившегося три года восстания. Широкоплечий, высокий, облаченный в полные воинские доспехи, Батон в ответ на рев толпы потряс поднятыми вверх кулаками. Опутывавшие его запястья цепи зазвенели.

– А этого казнят? – спросил Тулл у соседа, по виду преуспевающего торговца.

– Тиберий объявил, что он будет жить, потому что позволил нашим войскам уйти из окружения под Андретиумом, и сдался он на почетных условиях.

Тулл постарался скрыть удивление.

– Какой он великодушный, Тиберий…

– Боги благословили и сохранили его. Он решил, что Батон будет жить в Равенне, со всеми возможными удобствами.

– Ты слышал? – негромко спросил Тулл у Фенестелы, когда торговец отвернулся. – С грязным варваром обходятся лучше, чем с нами.

– Я больше ничему не удивляюсь, – скривился опцион.