А Лиля между тем чувствовала себя превосходно. На тонких предплечьях не было заметно ни следа волдырей или ожогов. Засомневавшись, Гера даже специально посмотрел на свою руку, но нет — кожа по-прежнему горела, словно ее облили скипидаром. К счастью, цейтнот не позволял думать об очередной странности и дальше. Мысли, не связанные с погоней или сохранением жизни, мгновенно исчезали из головы, словно выдутые свистящим в ушах ветром — так быстро неслись беглецы.
Как и когда они выскочили на открытую местность, Гера, озабоченный опухающим от ожога глазом, заметить не успел. Впрочем, назвать эту местность открытой можно было лишь в сравнении с только что пересеченными зарослями. Трава уже не страдала такой отчаянной гигантоманией, поднимаясь не выше полутора метров, однако росла по-прежнему густо и обильно. Теперь можно было без труда осмотреться, что Гера тут же не преминул сделать. Наконец-то он понял, куда привела их дыра в заборе. Бывшее в глубоком прошлом танцевальной площадкой, ныне это место носило звучное имя «Сковорода». Круглая, хорошо утоптанная, она частенько использовалась сумеречевской молодежью для разборок стенка на стенку. Садовники не забирались сюда последние два десятка лет, зато народная тропа на «Сковороду» не зарастала. Выскочив на середину площадки, девушка, к огромному сожалению Геры, бросила его руку и припустилась вперед с удвоенной скоростью. Видя такую прыть, он тоже постарался поднажать. Оказавшись в знакомых местах, Воронцов почувствовал себя увереннее и теперь приблизительно понимал, куда ведет его Лиля. Так что, когда расступились кусты и деревья, он нисколько не удивился надвинувшемуся на них насыпному холму, в котором, точно врата в Морию, покоились на массивных петлях створки гермодверей.
Единственное, чего он ну никак не ожидал, так это того, что, даже не притормозив, Лиля протиснется в приоткрытую в воротах «калитку» и исчезнет в недрах старого, многократно горевшего, подчистую разграбленного мародерами бомбоубежища.
Бросив вслед беглецам сердитый взгляд, солнце тем не менее не решилось лезть за ними. Прожив в этом мире куда как больше любого из его обитателей, оно имело определенное чувство такта и не совалось туда, где ему были не рады. Безжалостно выжигая городской парк со всеми его обитателями, светило вскоре начисто забыло о суетливой парочке. Двумя игрушками больше, двумя меньше — какая разница? А растревоженный незваными гостями парк тем временем потихоньку возвращался к обычной жизни. Выпрямлялась примятая трава, стрекотали перепуганные кузнечики. Пряталась в кусты поднявшаяся было мошкара. И только где-то в зарослях гигантской крапивы все еще громко ругались обжигающиеся сборщики.
Глава четвертая
КОЕ-ЧТО ПРОЯСНЯЕТСЯ
— Ни хрена себе, за хлебушком сходил… — еле слышно пробормотал Герка.
Когда мчишься во весь опор, на раздумья попросту нет времени. Но, попав из освещенного парка в полумрак пахнущего гарью и мочой бомбоубежища, Воронцову пришлось существенно сбавить обороты. Под толщей бетона, покрытого земляной насыпью, оказалось довольно прохладно. Расплавившийся на солнцепеке мозг мобилизовался, позволив Герке проанализировать ситуацию. Выходило не очень складно. Казалось, что все события происходят с ним только благодаря его инертности. И это раздражало. Страшно захотелось остановиться, сердито гаркнуть «Все, довольно!» и, развернувшись, отправиться домой. Да только несмотря на всю фантастичность ситуации, в которую он угодил, Воронцов понимал, что верит, действительно верит каждому слову Лили. За последние часы у него как будто выработался новый рефлекс, заставляющий без колебаний и сомнений следовать за своей проводницей. Он срабатывал на уровне подкорки, там, где бережно охраняемые тысячелетиями эволюции, лежат базовые инстинкты, отвечающие за сохранение жизни. А Гере всеми силами хотелось сохранить ее. Возможно, это была не самая интересная жизнь, но она была его, Геркина, и расставаться с ней вот так запросто было обидно.
Следуя за юркой Лилей, юноша с трудом протиснулся в приоткрытую дверь, изрядно оцарапавшись о грубые сварочные швы и порвав рукав футболки о какой-то выступ. Он настолько боялся потерять разноцветные Лилины волосы, служащие ему ориентиром, что по инерции пробежал еще несколько шагов, прежде чем понял, что практически ничего не видит. Идущий от двери сноп света, в котором роились крупные пылинки, освещал помещение шага на четыре вглубь. Благодаря этому можно было рассмотреть стены, пол и чернеющий впереди проход в коридор, ведущий в соседнее помещение.