Охота вслепую

С мраморных ступенек лестницы, ведущей на бульвар, с шумом и гамом скатилась ватага цыганских детей, а следом такой же шумною толпою, но более степенно, сошли взрослые. Цыганки, как и в России, были одеты в длинные цветастые юбки и кофты непонятного покроя, на шеях у них болтались тяжелые бренчащие ожерелья. Ватага прошествовала к столикам кафе, расставленным прямо на тротуаре и защищенным от дождя и солнца большими зонтами.

Однако моросить, кажется, перестало. Впрочем, дождь с утра был таким мелким, что, привыкнув к нему, >же трудно было разобрать, чем дышишь: влажным ли воздухом или теплым дождем. Все прошедшие дни и трое курсантов, и сам Сержант по очереди следили за передвижениями Доницетти. В средствах они себя не ограничивали, поэтому каждый взял напрокат по машине — и привязали к лимузину Доницетти хвост.

Чаще всего тот просиживал целыми днями дома, но наблюдатели сразу же обнаружили за ним одну постоянную привычку, ставшую своего рода ритуалом повседневной жизни авторитетного мафиозо, — на ней-то Сержант и решил выстроить тактику заманивания зверя в западню. Выяснилось, что привычка дона Эудженио Доницетти связана с национальным характером. Наверное, поэтому ее и за слабость никто принять не мог: дон Доницетти обожал пиццу с анчоусами. И не мог прожить без нее буквально ни дня. Однако он любил не просто пиццу с анчоусами, которую ему могли подать в любой римской пиццерии, а именно приготовленную в маленькой забегаловке «Дель Пьеро», что притаилась на узкой улочке недалеко от Колизея. Ровно в тринадцать ноль-ноль каждый день, включая субботу и воскресенье, Доницетти приезжал сюда на своем черном «кадиллаке» и ровно через сорок пять минут отбывал.

Когда Сизый в первый день доложил, что Доницетти заехал днем перекусить в маленькую пиццерию «Дель Пьеро» на виа Коммунале, Сержант не придал этому значения. Когда же на следующий день то же самое сообщил и Лесоповал, он заинтересовался. И в половине первого пополудни следующего дня остановил свой «фиат» метрах в ста от «Дель Пьеро» и стал ждать.

Бронированный «кадиллак» синьора Доницетти плавно подрулил к пиццерии ровно в тринадцать ноль-ноль, и Сержант понял, что важный пожилой синьор, вошедший в дверь в окружении своих телохранителей, был уже, по существу, покойник. Он еще мог ходить, разговаривать, снисходительно здороваться с выбежавшим ему навстречу кругленьким хозяином пиццерии, как мог наслаждаться своей любимой пиццей, но все это уже не имело значения. Можно ли всерьез от-носиться к человеку, который через несколько дней умрет?

Ровно в полдень в «Дель Пьеро» вошел высокий мужчина в хорошем костюме, с угрюмым лицом — явно ішостранец. Хмуро оглядевшись по сторонам, он прошел в глубину небольшого зала, плюхнулся на плетеный стул, поерзал, усаживаясь поудобнее, и выразительно посмотрел на открытую дровяную печь, откуда доносился аппетитный аромат печеной пиццы. В тот момент, когда иностранец выбрал себе столик, официант скользнул в служебное помещение за занавеской, откуда вскоре появился, но уже не один, а с толстопузым хозяином, — на чьем круглом лице застыло озабоченное выражение. Толстяк поглядел на иностранца, потом перевел взгляд на настенные часы, успокоился и что-то торопливо прочирикал официанту.

Официант заторопился к иностранцу, быстро принял заказ и почти бегом принес поднос с дымящейся пиццей и высоким бокалом пива. С тем и оставил его в покое. Минут через двадцать выразительный взгляд официанта сигнализировал хозяину, что иностранец хоть и покончил с едой, но сидит, вытянув ноги, и уходить явно не торопится. Более того, поманив к себе пальцем официанта, он на ужасном итальянском попросил повторить бокал пива.

Прежде чем выполнить просьбу посетителя, официант вновь исчез в глубине пиццерии и вновь вернулся с хозяином, который начал подавать признаки беспокойства. Тем не менее иностранцу пиво принесли, и он с явным удовольствием пригубил пенный напиток. В половине первого толстяк хозяин повесил на дверь табличку «Chiuso», которую Сержант, наблюдавший из «фиата» за пиццерией и обедавшим там Домовым, прочитал в бинокль.

Из пиццерии уходили последние посетители. Официант с хозяином суетились у столика слева от печи — хозяин самолично накрыл столик белоснежной льняной скатертью и аккуратно, если не сказать бережно, положил начищенные приборы по обе стороны от огромной фарфоровой тарелки. Этот столик явно готовили для особого гостя. Иностранец искоса поглядывал на приготовления и явно не желал покидать понравившееся ему заведение. В другой раз это польстило бы самолюбию хозяина, но сейчас его явно заботили не интересы собственного бизнеса.

Чем ближе большая стрелка настенных часов подходила к двенадцати, тем больше волновался хозяин. Без семи минут час он не выдержал и подкатился к столику иностранца, жестами пытаясь втолковать тому, что пиццерия закрывается.