Охота вслепую

И он вдруг сразу остро возненавидел эту тощую девку, с наигранной улыбкой усевшуюся рядом с ним. Тем не менее его лицо не выдало бушевавшего в нем раздражения. А главное, обуреваемый жуткой обжигающей похотью, он понял, что не хочет отказаться от продолжения знакомства с этой шлюхой.

— Меня зовут Виктор, — спокойно заявил Сержант по-русски. — Проездом тут. Мне один общий знакомый рассказал о тебе. Вот поэтому я здесь. Не привык отказывать себе в удовольствиях, — добавил он с вызовом, явно желая ее уколоть.

Ее серые глаза потемнели. Но она тут же выдавила профессионально лукавую улыбку, вынула пачку сигарет и закурила, не предложив ему. Сержант отметил эту деталь — и вдруг почувствовал к ней некое подобие уважения: что ж, эта девка имеет хоть каплю достоинства. А еще через пятнадцать минут они уже ехали к нему в гостиницу, и по дороге он выяснил, что настоящее ее имя — Наташа. И тут ему стало понятно, почему он поначалу так агрессивно отреагировал на ее появление в баре: она чем-то неуловимо напомнила ему далекую ленинградскую Наташу, его первую любовь…

Пока гостиничный лифт медленно полз на четвертый этаж, Сержант думал, не отослать ли ее обратно, не дать ли ей в зубы сотню, можно и две, и без всяких объяснений выгнать — лишь бы только она не напоминала ему о тех далеких днях юности, которые вдруг с такой болью всплыли в нем…

Но когда они вошли к нему в номер и едва он запер дверь, вывесив на наружную ручку табличку «Do not disturb», слепое безотчетное возбуждение, кипевшее в нем с самого утра, выплеснулось через край. Он схватил Наташу под руку и поволок в спальню…

— Мне надо подготовится, — с заученной улыбкой сказала она.

Но Сержант, не слушая, потянул ее за собой, с мрачным удовлетворением заметив, как с ее лица сползает кукольная улыбка. В спальне он обхватил ее за талию и бросил на незастеленную тахту. Потом быстро скинул пиджак и брюки и, не снимая рубашки и трусов, всем телом навалился на девушку. Он упал на нее так грубо, что у нее перехватило дыхание. Она попыталась выскользнуть из-под него, но он и не думал выпускать ее из своих звериных объятий.

— Пожалуйста… Я сделаю все, что вы хотите… Только отпустите… мне больно…

— Так тебя зовут Наташа? — прохрипел он, просунув руку ей под вырез платья и добравшись до набухшего соска правой груди. И тут он перестал сдерживаться. Вытряхнув ее из платья, он вцепился пальцами в узенький треугольничек трусиков и с яростью их разодрал. В серых округлившихся глазах Наташи заметалось пламя ужаса. Она попыталась сопротивляться, но где ей было совладать с таким вепрем… Сержант навалился на нее широкой грудью, вдавил в мягкий матрас и чуть приподнялся, чтобы стянуть с себя трусы. Он испытывал острое наслаждение уже от ощущения того, как выгибается ее спина, как бьется и извивается, тщетно пытаясь высвободиться, ее тонкое тело.

Наташа дернулась в сторону, но, чтобы она не вырвалась, он вцепился зубами ей в плечо, потом в ключицу. Видимо, он прокусил ей кожу, потому что почувствовал на языке солоноватый вкус крови. Девушка закричала, но его широкая ладонь зажала ей рот, и крик оборвался, и она забилась под ним изо всех сил. Но в этот момент он нашел мягкий вход в ее неподатливое лоно, и с силой втиснулся, впихнулся внутрь и глухо застонал…

Ее страдания многократно усиливали темное, болезненное и непереносимое наслаждение, испытываемое им в этот момент. Он боролся с желанием сомкнуть пальцы на ее тонкой шее, сжать челюсти на хрупком горле, выплевывая свою давнишнюю боль, свою ненависть к предательскому коварству женщины и к этой несчастной девушке. так похожей на его Наташу… Он готов был искусать ее в кровь, причинить ей боль, покалечить, отомстив за исковерканную жизнь, за все муки одиночества, которые он уже испытал и, может быть, еще испытает…

Степан вышел из нее и рывком перевернул на живот, потом взял ее за талию, приподнял и, дернув на себя, заставил встать на колени. Потом поднялся сам и, помогая себе рукой, вонзился в ее горячее влажное жерло. Вторгаясь в нее, заставляя ее вскрикивать от каждого мощного толчка, он впился пальцами ей в ягодицы и через минуту-другую бурно кончил, вонзившись в нее до отказа. Он издал протяжный звериный рык… Толчками сладостная боль выходила из его тела, опустошая и принося облегчение. Он отвалился от распластавшейся на тахте девушки и, упав на спину, уставился в потолок. Потом, не вставая, дотянулся рукой до брошенного возле кровати пиджака, выудил пачку сигарет, закурил, пуская дым в потолок, и передал пачку перепуганной Наташе. Но та не взяла сигареты.

— Ты сделал мне больно… — прошептала она срывающимся голосом.

— Прости… — Он чуть было не добавил «Я не хотел», но ему было противно лгать ей даже по мелочовке. Ведь он хотел сделать ей больно — и сделал.