Охотничьи байки

Мне кажется, в нашей стране с ее историческим укладом живущих с лова, к природным «запасам», включая дикорастущие, и следует относиться как к общедоступному стратегическому запасу. Русский человек, в жилах которого течет ловчая кровь, всегда способен воспользоваться им, и по неписаным законам никогда не станет злоупотреблять своей возможностью. Когда его положение таково, что он может прокормиться, например, за счет своего хозяйства и заработка, будьте уверены, человек не пойдет в лес и не станет стрелять все, что шевелится. Другое дело, дабы утешить свою пламенную охотничью страсть, сходит раз-другой и успокоится.

Большинство охотников превращаются в ловцов (добыча ради пропитания), а то и браконьеров, в большей степени по экономическим причинам. Благополучный и сытый человек, если дружит с головой, вряд ли отправится в лес, чтобы безжалостно истреблять дичь; для него важен процесс, а более охотничья компания, с которой можно отдохнуть на природе, поговорить, выпить, помечтать. Короче, реализовать свою генетическую природу «живущего с лова». Посмотрите, много ли добычи на знаменитой картине «Охотники на привале»? А сколько страсти, любопытства, чувств!

За всю свою жизнь, всегда связанную с охотой, я перевидал многие сотни ловцов и браконьеров самого разного пошиба. Однако ни разу не встречал таких, кто бы в самом деле нажился и разбогател от охотничьего, пусть даже браконьерского, промысла. Например, никогда и нигде не видел, чтобы продавали не честно добытую дичь. От чистого сердца могут отвалить даже заднюю лосиную ляжку, но чтобы взять за это деньги?.. Несколько раз мне приходилось самому покупать «левые» шкурки ондатр на шапку, соболя на женский воротник, но, во-первых, все это продавалось очень дешево, во-вторых, промысловики, что таким образом спускали пушнину «налево», делали это от отчаяния, поскольку заготовительные организации их постоянно обманывали, вдвое, а то и втрое занижая цену. Я же помню, как отец чуть не плакал, когда добытые за зимний сезон полтора десятка соболей и полсотни норок у него принимали за четверть цены, обещая, что потом, когда-нибудь сделают доплату.

Ружье и весло впрямь хреновое ремесло: прокормиться можно, разжиться – никогда…

Штатные охотники, всю жизнь занимающиеся пушным промыслом, разбирались в качестве шкурок лучше, чем какой-нибудь сельповский, райпотребсоюзовский или даже зверпромхозовский заготовитель. Попросту ни один настоящий охотник никогда не станет добывать «не вышедшего» зверька. «Зачем портить?» – обычно говорят они, и прежде чем начать отстрел или отлов, несколько раз сделают пробный, посмотрят, и если, к примеру, у белки подполь (чернота под мездрой) остается лишь на задних лапках, можно подождать день-два и смело начинать.

Но у заготовителей были свои приемы. Обычно к нам приезжал Ткачев, здоровый, жилистый и однорукий мужик. Вместо левой кисти у него был разрез между костями – эдакая клешня, которой он ловко брал бумаги. Он приезжал на лошади и, как купцы в прошлом, привозил с собой кое-какой товар, провиант (капсюли, порох, дробь) и, естественно, водку. А сдача пушнины – это для промысловика всегда праздник: «Загуляем, запьем и ворота запрем!» Ткачева встречали как родного, а если он приносил бутылку, кулек конфет ребятишкам да еще круг чесночной колбасы, было всеобщее счастье.

Сейчас я поражаюсь, до чего же мой родитель был наивным, хотя вроде бы считался умным, сметливым и даже мудрым, поскольку много читал. Они выпивали с заготовителем бутылку, отец выставлял свою, припрятанную для этого случая, и брался за гармошку. Они пели на два голоса красивую песню про любовь «Горят костры далекие…». Когда батя окончательно размякал, Ткачев начинал принимать пушнину, зачем-то выборочно вспарывая беличьи шкурки кухонным ножом. Бабушка в этот момент вмешиваться не смела и только делала отцу молчаливые знаки, чтоб он оставил это дело до утра, но тот, веселый и счастливый, уже ничего не замечал и играл на гармони. Потом Ткачев писал бумаги, грузил мешки со шкурками в сани и уезжал на ночь глядя и несмотря на уговоры остаться.

Наутро отец тупо глядел в оставленные ему квитанции, что-то считал на бумажке и тихо матерился.

И это повторялось каждый год…

Промысловая охота