Охотничьи байки

Ну вот, точно – старый ветровал крест-накрест и где-то там же изнывающий от азарта кобель. Проламываешься к нему на четвереньках и сам уже лаять готов, а пес лишь на мгновение отвлекся, вильнул хвостом, ухмыльнулся: «Ну наконец-то! Тебя где носило?» Конечно, лучше бы сейчас дуплистую колодину сетью обнести да отойти подальше вместе с кобелем – затравленный соболек тут и будет, потому как ему, вольному, тоже не сахар жить второй день под собачьим конвоем. Но нет сети, есть только топор и жажда выкурить зверюгу. Драную фуфайчонку долой, ружье поближе и давай рубить валежину. Она же сосновая, изнутри трухлявая, но сверху крепкая, смолевая – топор звенит. Разрубил пополам, а кобель уже лезет, нюхает, скулит – в которой половине соболь? В это время лучше всего отойти, отвести собаку и покурить с ружьем наизготовку. Ага, вот он! Высунул нос!.. Стрелять надо быстро и точно, чтоб всего одной дробиной по голове – лучше промазать, и снова за топор, только б шкурку не попортить! И лучше в тот час ее снять, с горячей тушки, дабы не образовалось кровоподтека…

И если это попался не рыжий со светлым подпалом, а настоящий черный котяра с искрой по ости, то возвращаешься почти пьяный и веселый, в предвкушении счастья прийти в избушку, растопить печку, разогреть позавчерашнего вареного тетерева, а потом завалиться спать! Никто тебя не контролирует, никто не скажет: иди на работу. Можешь идти, можешь нет, потому что ты – вольный…

А пока мечтаешь, неугомонный и голодный кобель, вроде бы у ног только что вертевшийся, вдруг опять подал голос! И с тем же азартным подвывом, как вчера!..

Пошла удача! Тьфу-тьфу-тьфу…

Кажется, совсем иное дело, когда навалит снегу и ты впервые в сезоне набьешь лыжню по путику и поглядишь, где и какой есть зверь. На второй день разнесешь капканы и приваду, и только на третий поставишь их в старых и новых хатках. Но на этом работа не кончилась, надо бить второй путик, потому что ходить по одному и проверять каждый день капканы – только зверя пугать. А когда их два или даже три, охватываешь намного больше пространства, и значит, выше шанс. Сибирские охотники, например, делают не замкнутые путики, а проходные, когда у тебя есть еще одна избушка на другом конце, где можно переночевать и, не теряя времени, вернуться на исходный рубеж уже другим путем. Вот и ходишь до «мертвого сезона» (с середины января до середины февраля) как челнок. На хорошем промысловом участке можно расставить до двухсот капканов самого разного назначения: в кедровниках по поймам, вдоль рек и речушек будет соболь, возле уреза воды на замерзших озерах и болотистых берегах – норка, колонок, горностай, в сосновых борах на деревья закрепляют плашки, поскольку здесь всю зиму будет выходить на кормежку белка.

Скажу вам, такая на первый взгляд спокойная и вялая охота еще интереснее, чем подвижная, ружейная. Например, расставишь эти двести ловушек, а потом лежишь в избушке, слушаешь по радио хриплый голос цивилизации и перебираешь в памяти каждую. И тут начинается своеобразная азартная игра – моделирование ситуации. Не знаю, что именно в этот момент включается в подсознании, но много раз, воображая себе, как ночью зверек вышел из укрытия на кормежку, уловил запах привады в хатке, покрутился возле, однако не запах капкана почуял – опасность. Вот он, невзирая на голод, уходит по снежной целине, перебегает лыжню и тут снова чует пищу, к примеру, разрубленного пополам, подпорченного еще осенью рябчика. Крадется к хатке, тянет черной пуговкой носа воздух – привада близко… И короткий, мягкий щелчок капкана! Передняя лапа зажата чуть ли не под лопатку. Зверек стремительно крутится, бьется, бросается в сторону, волоча за собой тяжелую потаску – есть добыча! Теперь не уйдет!

Несколько раз, таким образом вообразив ситуацию, наутро я бежал по путику и обнаруживал в реальности все с мельчайшей точностью деталей. Иногда становилось страшно, иногда – весело. Ладно, потом думал, я писатель и, может быть, у меня так мозги устроены – моделировать событие, предугадывать то, что случится. Тем более промысловой охотой я занимался мало и редко – приезжал к отцу на пару недель в сезон и у меня, как у человека нового, под впечатлениями лова разыгрывалась фантазия. Но однажды ночью проснулся от того, что батя, не зажигая света, торопливо собирался и в темноте ронял вещи.

– Ты куда? – спросил я.

Он лишь тихонько матерился, натягивая непросохшие валенки, и суетился.

– В Заломском кедраче соболь попал… Четырьмя пальцами… Открутит, собака, уйдет!.. Ты спи!

И бегом за дверь.

Через два с половиной часа, уже перед утром, он вернулся с соболем, который и в самом деле сидел в капкане лишь когтями передней лапы. Однако почему-то не радовался, а, напротив, смотрел мимо, кусал губы. Добычу подвесил на петельку под потолок и, словно забыв о ней, растопил железную печку и сел курить.

– Ты что это, бать? – спросил его осторожно.

Он встрепенулся.

– Чего не спишь?..

– Тебя можно поздравить! – Я вылез из-под одеяла.