Охотничьи были. Рассказы об охотниках и рыбаках

Вода уже отстоялась и сверху была совсем чистой, прозрачной. Осторожно, чтобы не замутить ее, я нацедил через рожок полный чайник и вернулся к костру.

Скоро вскипел чай. Вода из лывы, приправленная листьями красной смородины, имела особый вкус и аромат, знакомые только нашему брату — охотнику.

Разбудил Якова Степановича. Он налил кружку чая, пил да похваливал:

— Вот это чаек! Сразу видно, что не на озерной водичке чаек, а на камской — пользительной.

Я не сказал старику, что чай не на камской воде, а на много лучшей, насквозь прогретой солнцем и впитавшей в себя соки луговых трав и цветов.

А. Спешилов

КОСТЕР

Нас заедали комары. Тучи их, сотни туч, нудных, писклявых. Днем на чистом месте еще терпимо. Нет-нет да и ветерком потянет и загонит комарье в траву. А сейчас, после заката, от них совсем житья нет. Появилась мелкая мошкара. В уши, в нос лезет проклятая. Сечет и режет, спасенья нет.

Яков Степанович закутался в бабий платок и стал еще больше похож на старуху. Я запалил мочальную веревку, чтобы отгонять комаров и мошек. Мочальная веревка, что хорошо известно охотникам и бурлакам, очень долго тлеет, распространяя густой удушливый дым.

Так в теплую ночь, в смраде и дыму, подгоняемые комарами, мы с Яковом Степановичем шли рыбачить на Карасево озеро. И не дошли. Первым сдал мой старый приятель.

— Давай сделаем остановку, — предложил он. — Заварганим костер, обождем до утра, а то обескровят они нас, будь они трижды прокляты, комарики.

Я с удовольствием согласился. Но где дров достать? До реки, где на приплеске дрова имеются, не близко, а из кустов ни единой палки не возьмешь из-за комарья. Я сказал об этом Якову Степановичу. Он огляделся кругом, хотя ничего не было видно, и посоветовал:

— Остожье сломаем, какое попадет, и сожжем. Здесь остожья-то не наши, не колхозные. Правда, у меня тоже где-то в этом месте стожок был. За караул немножко травушкой ублаготворили… Нет. Мой стожок дальше, возле косы…

Вскоре нам попался небольшой стожок сена, огороженный остожьем — сосновыми жердями. Старик первым подбежал к остожью с топором и распорядился:

— Ломай скорей, Николай Александрович, чтобы кто-нибудь не заприметил. Таскай жерди! Они сухие как порох. Постарался кто-то, спаси его Христос, для нашего брата рыбака.

Сломав остожье, мы недалеко от стога разожгли большой веселый костер. Ярко пылали сосновые жерди, распуская смолистый запах и густой дым. И отступили от нас все комары и мошки. Мы с Яковом Степановичем проговорили о предстоящей рыбалке почти до утра. Я уснул, когда уже громко запели утренние птички и с реки потянулся туман.

Проснулся поздно, когда уже взошло солнце.

Потер глаза и вижу: у потухшего костра на одной ноге скачет Яков Степанович, машет топором и бормочет что-то невнятное.

«Не рехнулся ли старый рыбак?» — невольно подумал я и быстро поднялся на ноги.

— Что с тобой, Яков Степанович? — спросил я его с тревогой.

— Ой, беда! Остожье-то…

— Сожгли, ну и черт с ним.

— Хорошо тебе говорить, Николай Александрович… Мое ведь остожье-то сожгли… Мое!

А. Спешилов

БОГАТСТВО ЯКОВА СТЕПАНОВИЧА

После смерти старушки Яков Степанович перешел на жительство к зятю Афанасию. Сторожил избушку, гусей караулил, кое-что по дому выполнял и, конечно, рыбачил.

Афанасию за работу в леспромхозе дали в лесу небольшой покосик. Траву Афанасий выкосил, а убрать времени не хватало — в колхозе работы было много.

— Взял бы ты, отец, грабли да вилы, сгреб бы сено на делянке. Думаю, не переломишься, — посоветовал он как-то тестю.

— Давно бы мне ты в ножки поклонился. Не гнила бы зря травушка, — сказал Яков Степанович и стал собираться на покос. Он набил кисет самосадом, сложил в пестерь сухари, соль, деревянную ложку.

— На неделю, что ли, собираешься? — спросил Афанасий. — Работы на покосе всего часа на два.

— Идешь из дому на день, бери харчей на неделю, — ответил Яков Степанович.

К вилам и граблям старик прикрутил два длинных удилища.

— А это для чего? В лесу ни озера, ни речки.

— На всякий случай…

Наутро Яков Степанович отправился страдовать. Траву, мокрую от росы, грести было еще нельзя. Яков Степанович вынул из пестеря холщовый мешочек и стал искать под мохом червей.

Когда солнце поднялось выше и траву обдуло ветерком, старик принялся за работу. Не торопясь он сгреб траву в валки и сел покурить. В это время из леса вышел сосед Спиридон.

— Помогай бог трудиться.

— Не тружусь, а пока покуриваю, — ответил Яков Степанович. — Садись за компанию.

— Шибко некогда, — ответил Спиридон. — Ребята сказывали, что в Монастырском яру лещи клюют. Я и подался в березничок удилища вырубить. Лещам, говорят, ход. Весь берег рыбаками усеян. Даже с Висиму рыбаки понаехали. Не надо зевать, Яков Степанович.

— Врешь, Спиря, — недоверчиво ответил Яков Степанович. — Теперь щуке жор, а лещу рановато.

— Что рано? Говорят тебе, так ты слушай. Только всем в деревне не сказывай… Будь здоров, а мне некогда. — И Спиридон скрылся среди деревьев.