Охотник на ведьм

— Пожалуй, что никак, — Казимерас поправил очки. — Видите ли, этот хутор находится на краю болота, которое, по неизвестной причине, не попало в планы мелиорации. Даже в советские времена там никто не жил, не нашлось для него применения. Да что там! — словно очнувшись, воскликнул он. — Вот эти хутора для вас будут гораздо интереснее! — он повернул карту почти на девяносто градусов и широкими жирными штрихами обозначил небольшую группу строений, неподалеку от еврейского кладбища…

Что же ты так замялся, святой отец, над этой точкой на карте?

V

Небольшая, покосившаяся от времени изба почти сливалась с лесом, который укрывал хутор от непрошеных гостей, нависая тяжелой сенью вековых деревьев. Заросли почти подступали к дому; я даже во дворе заметил несколько небольших молоденьких сосен. Нашел все-таки… Вдоволь намотавшись по лесным дорогам, которые едва угадывались, по залитым черной водой остаткам колеи, наконец выехал на небольшое поле. Когда-то эту землю любили, отвоевывали у леса, вырубая звонкие корабельные сосны и корчуя пни. Сейчас оно одичало, зарастая высокими травами и колючими кустами малины.

Рядом с домом — бревенчатый сруб колодца, такой же замшелый, скособочившийся и почерневший от времени. А ксендз, зараза такая, говорил, что здесь даже развалин не осталось. И ни сарая рядом, ни коровника. Странно здесь жили… Даже если это был охотничий домик, то где, извините, баня? Где сарай для разделки трофеев? А вот кости — да, были. У самого конька крыши, был прибит череп с рогами. То ли корова, то ли бык, черт его знает. Веселое местечко, ничего не скажешь…

До хутора оставалось метров сто, когда, остановив машину, я выбрался наружу, прислушиваясь к звукам леса. Сразу, будто только меня и ждали, в темном окошке засветился огонек. Робко так, нехотя. Зовущий, манящий, но, черт побери, холодный! Делать нечего, сходить все же придется — даром, что ли, сюда машину гонял, солярку тратил? Но едва успел сделать несколько шагов, как меня накрыло… Страх — именно то чувство, которое резким ударом пронизало все мое тело; даже глазам больно. Неподалеку зашумело, будто сорвались разом с веток несколько ворон, хрипло каркая и ругаясь за потревоженный покой. Но звуки были короткими, как хлопки кнута — отразились от деревьев и затихли, оставив меня на узкой дороге, в тяжелых сумерках вечернего леса. И тут, ко всем этим странностям, ударил ветер — плотный, как стена, иначе не описать, который отбрасывал обратно, словно пытаясь прогнать прочь… Чем ближе я подходил к дому, тем тяжелее мне приходилось. Каждый шаг давался с трудом, несмотря на то, что деревья вокруг стояли тихо, ни единая ветка не колыхнулась! Я даже несколько раз упал на колени, сбитый с ног напором этого мертвого воздуха. Да, — ветер был неживой. Сухой, жесткий, бьющий по лицу острыми песчинками, щепками и какими-то тягучими каплями, будто смолой брызнули. Ветер был реальным, но, хоть убейте — чужой для этого мира. Больно ударившись о какую-то корягу, некстати подвернувшуюся на дороге, я даже зашипел от боли, но моментально заткнулся, когда увидел, что этот твердый, как камень, корень блеснул змеиным блеском и ушел под землю. Что за чертовщина здесь творится?!

Когда добрался до изгороди, ветер стал таким сильным, чтобы удержаться на ногах, пришлось цепляться за колья. Сюрреалистичная картина, ничего не скажешь — лес вокруг хутора мерно шелестел ветками, а я хватался за бревна, раздирая в кровь пальцы, пока не дошел до края дома, где чуть не рухнул на колени — ураган стих так неожиданно, как и начался. Мир стал прежним — устойчивым и логичным. Если бы не одно «но»…

У потемневшей от времени бревенчатой стены стояла старушка. Обычная, ничем не примечательная, невысокая и худенькая. На голове черный шерстяной платок. Обвисшая вязаная кофта бурого цвета и длинная, почти до земли, юбка с серым, льняным передником. Ничего необычного, никаких потусторонних эффектов; только левую руку, на которой я носил перстень, вдруг обожгло, словно ее в кипяток опустили. И камень на кольце опять ожил, сумасшедшей сарабандой замелькали непонятные узоры прожилок.

— Да ты, милок, вроде пьяный, — усмехнулась старуха, — на ногах не устоишь. И кровь вона на руке. Где так разбиться угораздило?

— Кровь?

Вдруг что-то сильно ударило, порвав рубашку на плече, и через несколько секунд я почувствовал, как заструилась теплая струйка, закапала большими, круглыми пятнами на землю. А ведьма так и не двинулась с места, но я понял: рванусь к ней, она, не сделав ни одного движения, окажется в другом месте. Так и будет стоять, рассматривая меня темными бездонными глазами и сложив морщинистые руки на ветхом переднике. Стоять и спокойно наблюдать, как слабею, истекая кровью.

— Ведьма…

— Гляди ты, — прошипела она, — наш-ш-шелся все-таки.

— А кого ты здесь ожидала увидеть? Епископа? — тяжело дыша, спросил я.

— Умирать не страшно будет?

— Не страшнее, чем жить…

— Экий ты горячий, — она покачала головой, — из молодых, видно. Поди, и месяца нет, как силушку почувствовал?

— А твоя в этом печаль, бабушка, сколько?