Дальнейшее нам в общих чертах было известно и без него. При этом пленный немец заявил, что он всего лишь механик-водитель и сам ни в кого не стрелял (ну, разумеется!) и вообще он «арбайтер» и чуть ли не тельмановец-ротфронтовец. При этом о матчасти немец не смог сообщить ничего внятного, кроме того, что эти новые длинноствольные «Штуги» прибыли в Крым прямо из Дриттен Райха, по железной дороге из Армянска в Джанкой. А штатных экипажей при них не было.
Пока мы бились с допросом пленного (даже если ты учил немецкий в школе и институте, понять торопливую скороговорку природного дойча русскому человеку обычно затруднительно), вернулся Сигизмундыч, а с ним еще два грузовика – «ЗИС-5» и полуторка. Битком набитый пехотой «ЗИС» поехал дальше, в ту сторону, где остался Безклубнев со своими хачиками. А вот во второй машине приехал некий контрразведчик, представившийся капитаном Шутилиным из особого отдела 44-й армии, с парой автоматчиков. Первый увиденный мной на этой войне живьем особист был, на удивление, одет в обычную, полевую шинель с защитными петлицами и серую ушанку с серо-зеленой звездочкой. А внешне он походил не на кровожадного монстра (какими представляют особистов в наших глупых сериалах), а скорее на очень уставшего учителя младших классов.
Как оказалось, наши в Керчи ничего не знали ни о прорыве немецких штурмовых орудий, ни о высадке с моря двух наших тяжелых танков и поэтому после того как Сигизмундыч доложил об этом, отправили сюда для выяснения обстановки разведвзвод с рацией (тот самый, что проехал мимо нас на «ЗИС-5») и этого самого Шутилина. Сигизмундыч ничего не знал о пленном, но надо признать, что Шутилин прибыл очень кстати, поскольку наш капитан Никитин с радостью сдал ему захваченного немца и подробно рассказал о том, что именно тут произошло и кто мы такие. И воодушевленный контрразведчик, которому Никитин дал какую-то записку, немедленно уехал обратно, в сторону Керчи.
А мы остались. При этом Никитин и Татьяна собрали и погрузили (с помощью меня и водителя) в наш «ГАЗ-ААА» найденные в подбитой немецкой самоходки новые 75-мм снаряды (в первую очередь, естественно, подкалиберные), прицел и всю техническую документацию, которая нашлась в самоходке и у убитых немцев. В процессе погрузки я в какой-то момент сумел разглядеть на крыше одной из хат села (местные пейзане то ли сбежали, то ли привычно затихарились – посидев три месяца под немцами, они должны были это хорошо освоить), возле которого все и происходило, все того же старого знакомого – здоровенного серо-полосатого кота. И понял, чье-то неведомое, недреманное око ненавязчиво наблюдало за мной и здесь…
Меньше чем через час приехала камуфлированная полосами неровно нанесенных белил и от того похожая на зебру «эмка» с неким капитаном с танковыми петлицами на шинели. Капитан представился Никитину начальником штаба 39-й танковой бригады 44-й армии и был обладателем смешной фамилии Афанаско. Этот Афанаско жутко обрадовался нежданно свалившемуся на него подарку судьбы в виде сразу двух тяжелых танков «КВ» и немедленно приказал обоим экипажам Веретенина и Пудовкина разворачиваться и срочно следовать с ним в сторону Феодосии. Прежде чем запрыгнуть в «эмку», он посоветовал нам ехать в Керчь, где нам «точно помогут».
Других вариантов не было, и мы прибыли в переполненную продолжавшими прибывать в порт на всевозможных «маломерных судах» нашими частями Керчь, которая очень напоминала охваченных пожаром склад, где все бегают и суетятся порой совершенно не по делу.
Добравшись до какого ни есть командования Крымского фронта, Никитин немедленно развил бурную деятельность, тыкая в нос задерганным генералам и полковникам своими документами и полномочиями. Он очень быстро связался с Автобронетанковым управлением. И наша информация о новых германских штурмовых орудиях оказалась настолько важной, что на ее фоне даже поступившая чуть позже в штаб фронта информация о том, что оба трофейных «Зибеля» банально утонули, причем чисто по халатности «героев-черноморцев», осталась абсолютно не замеченной.
А через трое суток в Керчь на «У-2» лично прилетел полковник Заманухин. Никитин возил его к подбитой немецкой самоходке, и они даже пытались как-то решить вопрос о вывозе этого «Штуга» на Кубань, но тщетно – у Крымфронта не было для этого ни тягачей, ни подходящих плавсредств. Не тянуть же нам его было через пролив вручную, как ту репку из детской сказки?
Через три дня Заманухин улетел, увезя с собой трофейные снаряды, прицел и документы. А к нам через два дня прислали шустрого газетного фотокорреспондента то ли из «Правды», то ли из «Красной звезды», представившегося Витей Перескоковым. Никитин опять возил этого фотографа к подбитому «Штугу» – не имея возможности вывезти эту машину, начальство решило ее хотя бы обфотографировать.
Засняв новое германское оружие, фотограф улетел через пару дней, а мы проторчали в Керчи до 16 января 1942 года, при этом Никитин и Татьяна постоянно писали какие-то отчеты и рапорты, а нам с Сигизмундычем было особенно нечего делать.