Тут капитан Сойка вспомнил, что чертова брошка очень дорогая, что ценный вещдок висит на нем, а он, капитан, как отдал его позавчера экспертам, так ничего и не знает. Что-то ему беспокойно, тем более, раз все выяснилось и брошка не является больше уликой, ее могут потребовать родственники назад. Правда, родственников у покойной вроде бы никаких нет, кроме бывшего мужа, а такое, с позволения сказать, родство не считается. Но покажите вы мне такое наследство, на которое не найдется охотников! А наследство от покойной, судя по брошечке и рассказам про остальные драгоценности, осталось неплохое. Так что мигом выплывут какие-нибудь двоюродные племянники из Саратова и троюродные тети из Мариуполя, уж это точно.
В управлении капитан направился прямо к экспертам. За столом, где он привык постоянно видеть немолодую полную Альбину Михайловну, сидела тощая очкастая девица в белом халате.
– Вам кого? – нелюбезно буркнула она, не оборачиваясь и не отвечая на приветствие Сойки.
– Альбину Михайловну! – гаркнул Сойка во весь голос.
Но на девицу это не произвело ни малейшего впечатления. Все так же не отрываясь от микроскопа, она ответила, что Альбина со вчерашнего дня в отпуске.
– А вы, значит, теперь за нее будете работать?
– Надо думать, раз на ее месте сижу! – раздраженно ответила девица и оторвала наконец голову от микроскопа.
Сойка улыбнулся самой своей обаятельной улыбкой, но на девицу не произвели ни малейшего впечатления ни его улыбка, ни гигантский рост, ни кудрявая шапка волос.
– Вы по какому вопросу? – допрашивала девица. – Если вне очереди что-то сделать, так и не надейтесь. Работы навалили – выше головы.
– Да я, собственно… – Сойка плюхнулся на стул, тот покачнулся под ним, и капитан схватился за стол рукой.
– Тихо вы! – зашипела девица. – Всю настройку мне сбили!
Она наклонилась, поправляя верньеры, сдвинув локтем множество мелких предметов на столе, среди которых Сойка с изумлением заметил ту самую бриллиантовую брошку-змейку с глазами-изумрудами.
– Слушайте, что это у вас такой ценный вещдок просто так на столе валяется? – сердито заговорил капитан, желая отомстить противной девице за то, что она не прониклась его несомненным мужским обаянием. – Брошечка подотчетная и, между прочим, очень дорогая, что случись – мы с вами за целую жизнь ее не отработаем. Вы бы, девушка, поаккуратнее с вещдоками обращались.
– Чего? – насмешливо протянула девица, окончательно оторвавшись от микроскопа. – Вы про эту брошку говорите? Да это барахло, бижутерия!
– Ну-ну, милая, тебя заносит, – усмехнулся в ответ капитан, переходя на ты, – такие люди, как ее покойная владелица, бижутерии не носят.
– Говорю – это подделка! Очень умелая, но подделка! Имитация…
– Точно? – упавшим голосом переспросил капитан.
– Абсолютно. Техника не ошибается. – Девица любовно погладила микроскоп.
– И когда ты это установила?
– Когда экспертизу проводила, тогда и установила, – буркнула девица.
– А тогда какого черта ты раньше не сказала, что брошка фальшивая? – заорал Сойка так громко, как только был способен.
От звука его голоса зазвенела лабораторная посуда на полках.
– А меня спрашивали? – Девица заорала в ответ. – Ваш Крачкин только интересовался, чьи отпечатки на брошке, очень ему хотелось, чтобы Чижовой отпечатки были. Ну я его разочаровала, говорю, нет там ничьих отпечатков, кроме покойницы. Он рассердился и трубку повесил. А мне оно надо? Кому надо, пусть тот и спрашивает…
– Ну дела… – протянул Сойка. – Вот что, пиши официальное заключение, я попозже зайду…
Перед поездкой к Аветисову Маркиз должен был особенно тщательно поработать над своей внешностью – там его скорее всего могли «срисовать» люди Богомолова и приставить к нему профессиональное наружное наблюдение. Кроме того, он совсем не хотел, чтобы сам Аветисов узнал в своем посетителе бравого сержанта ГАИ Снегиренко, попортившего ему немало крови на загородной дороге.
Собственно, работать над его внешностью предстояло Лоле.
Она усадила Леню в кресло и внимательно осмотрела его.
Ленина внешность идеально подходила для создания любого образа – лицо правильное, незапоминающееся, лишенное особых примет и характерных отличий.
Первым делом Лола вложила небольшие тампоны ему за щеки, утяжелив нижнюю часть лица и сразу сделав немного старше. Затем нанесла на кожу легкий тональный грим, придав ей нездоровый желтоватый оттенок, нарисовала тени под глазами и занялась морщинами.
Это была долгая, кропотливая работа – ведь обычно театральный грим рассчитан на то, что разглядывать лицо будут издали, из зала, при ярком и неестественном свете софитов, а сейчас Лола создавала образ, который должен был выдержать естественное освещение и взгляд вблизи, почти в упор.
Наложив последние штрихи, Лола внимательно оглядела результат своего труда и надела на Леню парик – темно-русый, слегка вьющийся, с намечающейся сединой.
Теперь из зеркала на Маркиза смотрело лицо утомленного жизнью и замученного непрерывными проверками бизнесмена средней руки в возрасте чуть за пятьдесят – именно то, чего он и хотел добиться.