Охотник за судьями

— Пропуска давайте.

Спонг порылся у себя под колетом и вручил стражнику бумаги. Стражник развернул их и попытался прочитать в слабом свете жаровни.

— Не портите глаза. Это подпись губернатора. Я бы лучше сейчас лежал в теплой постели и щупал свою женушку. Но мне надо вот этого доставить в Пункапог. Это новый пастор.

— А старый куда делся?

— Кто знает. Может, съели.

— Едешь учить дикарей Писанию? — обратился стражник к Балти. — Чем ты вообще думал, когда соглашался?

— Ай, оставьте. Не пугайте парнишку. Он и так уже два раза обосрался.

Стражники заржали.

— Кто-то должен переучивать дикарей в христиан.

Спонг вытащил из седельной сумы кожаную фляжку и бросил стражнику:

— Это лучше для сугреву, чем жаровня.

— Проезжайте! Эй, парень, если тебя будут есть, смотри, чтоб хоть не всего сразу!

Около часа они ехали в молчании. Встало солнце, отбрасывая длинные тени на увлажненные росой луга. Скоро на небе остались лишь самые яркие звезды и планеты. У ручья путники спешились, чтобы напоить лошадей.

Балти был как в тумане. Его разбудили, вытащили из теплой постели, сделали соучастником убийства (разве что Маркл до сих пор держится на плаву в Эндикоттовом колодце), его похитил головорез по имени Спонг (или Ханкс). Насмешливый вопрос стражника отдавался эхом у Балти в голове: «Чем ты вообще думал, когда соглашался?» И правда, чем? Чем, ради всего святого, думал он, Балти, принимая это проклятое поручение Даунинга?

Спутник Балти протянул ему кусок вяленого мяса:

— Ешьте. Вам нужны силы. Нам предстоит долгий путь.

Мясо напоминало сапожную кожу. Этот вкус был Балти отчасти знаком. Однажды, в дни крайней нищеты, он сварил из старых туфель отвратительный бульон.

— Так как же вас зовут?

— Раньше звали Спонг. Прекрасное имя. Плантагенет Спонг. Такое враз не выдумаешь.

— А я как должен вас звать? — раздраженно спросил Балти.

— Как хотите.

— Тогда я буду звать вас Вельзевул. Весьма уместное имя, ибо я оказался в аду. — Балти застонал. — За что меня карают так жестоко? Неужели мои грехи столь тяжки?

— Мужайтесь. Смотрите. — Спонг указал на фиолетовые крокусы, пробившиеся сквозь талую землю. — Прекрасный весенний день в Новой Англии. В аду вы таких красивых цветов не найдете.

Балти уныло смотрел на крокусы. Они его не утешали.

— Балтазар де Сен-Мишель — такое имечко не часто встретишь. Вы католик?

— Гугенот. Наполовину француз, по отцу. Он… но ведь вы и так все про него знаете. Скажете, нет?

— Только то, что он водит весьма изысканную компанию. Чего стоят одни Генрих Четвертый и Людовик…

— Да-да. Забудьте об этом.

— Это хорошо, что вы не папист. Католиков тут ненавидят почти так же сильно, как квакеров. Не знаю, как отнесутся к гугеноту. — Он протянул Балти руку. — Ханкс. Хайрем Ханкс к вашим услугам.

— Так вы, значит, в самом деле человек Даунинга?

— А что я, по-вашему, тут делаю?

— Понятия не имею. И уж точно не знаю, что я сам тут делаю.

— По всей видимости, предаетесь жалости к себе. «Когда, в раздоре с миром и судьбой, / Припомнив годы, полные невзгод, / Тревожу я бесплодною мольбой / Глухой и равнодушный небосвод…»[18]

— Что это?

— Шекспир. Я часто его читаю, когда у меня тяжело на душе. Попробуйте.

— Мне сейчас как-то не до Шекспира.

— Tant pis[19]. В другой раз. Нам пора двигаться. Эндикотт вышлет за нами погоню. Вранья, что я им наплел, — про то, что везу вас в Пункапог учить дикарей, — надолго не хватит.

Они запрыгнули в седла и поехали дальше. Ханкс покинул тропу и углубился в лес. Балти никогда не бывал в таком густом лесу. Утреннее солнце, хоть и яркое, едва проникало в толщу листвы. Балти казалось, что за деревьями прячутся раскрашенные дикари. Он старался держаться поближе к Ханксу.

Они ехали весь день и большую часть ночи. Ханкс отказывался делать привалы и останавливался только напоить лошадей. Балти так устал, что чуть не упал с лошади. Ханкс привязал его к седлу.

— Ну вот, теперь вы у нас Одиссей. — (В лесу прокричала сова.) — А вот и сирены манят.

Откуда этот разбойник с большой дороги знает Шекспира, tant pis и Одиссея?

— Я не чую ног, — простонал Балти.

— Мы отдохнем на рассвете.

— Это пытка.

— Право, мистер Сен-Мишель, если вас начнут пытать обитатели этих лесов, вы будете мечтать о своем теперешнем положении.

— Вы совсем как тот ужасный конюх в Бостоне. В Лондоне мне сказали, что с дикарями положение давно улажено. Неужели все, что мне говорили, было обманом?

Они продолжали свой путь через лес. В конце концов они вышли к нагромождению скал у ручья. Лошадь Ханкса заржала и встала на дыбы. Ханкс поймал поводья и удержал ее. Лошадь Балти тоже нервничала.

— Тихо, — сказал Ханкс.

— Почему?

— Кугуар.

— Что?

— Горный лев.

— Лев? Господи Исусе!

— Ш-ш-ш!

Ханкс вытащил пистоль. Ствол блестел в лунном свете.

Рев раздался совсем близко, напугав лошадей. Лошадь Балти встала на дыбы и хотела понести, но Ханкс крепко держал поводья. Балти неловко цеплялся за седло.