Охотники за алмазами. Открытие века

На буровой ни днем, ни ночью не прекращался грохот машин. Бурильщики работали в лихорадочном темпе, словно их кто-то подстегивал. Еще бы! Оставались последние метры. Подходили к проектной глубине скважины. Напряжение достигло предела. Натужно гремели моторы, скрежетала лебедка, на блоках и барабанах тонко скрипел стальной трос, отшлифованный до зеркального блеска, с густым гулом вращался ротор, и стрелка дриллометра, подрагивая, показывала давление на бурильное долото, работавшее на дальней глубине.

— Свечу!

— Есть! — верховой Антон Чахин не зевал.

На какие-то минуты ротор перешел на холостой ход, визгливо подвывая. Щелкнул замок.

— Пошел!

Снова натужно взревели моторы, получив нагрузку. Гигантский бурав крошил породу уже на глубине двух километров. От его могучего вращения сотрясалась вышка, и тяжелый подземный гул распространялся далеко вокруг.

Мастер Лагутин сам следил за движением вращающегося ротора, чутко прислушивался к скважине, бросал искоса беспокойные взгляды на стрелку дриллометра и рукой подавал знаки тормозчику. Рабочие привыкли понимать мастера по движению руки, краткому жесту, одобрительному кивку или хмурому взгляду. Голоса тут в сплошном грохоте не услыхать. Приказания выполнялись быстро и четко.

Лагутин уже неделю не был дома, а последние двое суток не смыкал глаз. От мороза и пара, от усталости глаза покраснели, и в них появилась резь, словно сыпанули мелкого песка. От едкой гари и машинного масла першило в горле. Под ногами натужно дрожала опалубка. Но он давно перестал чувствовать себя, словно слился с механизмами, стал железной, бесчувственной частью машины и не мыслил себя отдельно от буровой. Вахты сменялись, а он не уходил. Впрочем, сменялись — не то слово. Последние метры шли на каком-то нервном пределе. Ожидание чего-то необычного, неведомого витало в воздухе. С буровой уходили лишь затем, чтобы подкрепиться, похлебать горячего и забыться в коротком сне. Люди жили надеждой. Скважины, пробуренные ранее и оказавшиеся пустыми, ушли в небытие и померкли в сознании, словно их вовсе не было.

Вдруг мастер поднял руку и резко махнул:

— Стоп!

Тормозчик нажал, на рычаг. Ротор замедлил движение и как бы нехотя остановился.

Лагутин снял рукавицы, сдвинул шапку на затылок, и на его усталом небритом лице скользнула улыбка.

— Все!

Повернулся к помощнику:

— Добурили! Надо готовить скважину для каротажа.

Перекиньгора понимающе закивал.

— Промой как следует, — продолжал Лагутин. — Вязкость раствора оставь прежнюю. Как я установил, понятно? А как подымешь последнюю свечу, будь внимателен. Хорошо осмотри долото.

Перекиньгора, подражая мастеру, свои распоряжения передавал рабочим жестами и мимикой, движением глаз и бровей. Но все-таки не мог обойтись без слов:

— Куда? Осторожней! Бош! Бош!.. Вниз, говорю!.. Вот так… Хорошо! А теперь тяни. Бас! Бас! Вверх давай!..

Подчиняясь его указаниям тормозчик то замедлял, то ускорял вращение барабана.

А железный барабан тащил стальной отполированный толстый трос через кронблок, установленный под самым куполом сорокаметровой вышки. Из глубины, из скважины, со скрежетом и прерывистым гулом вытягивались вверх бурильные трубы, с которых густо ползла, стекала буро-коричневая жидкость. Она стекала на ротор, брызгами шлепалась на инструменты, разбросанные вокруг.

Короткий мартовский день быстро кончался и солнце повисло оранжевым кругом над сизо-зеленой тайгой. Лихорадочная работа на буровой не останавливалась ни на минуту. Трубы, вынутые из скважины, уже заполнили всю площадку, специально отведенную для них. Они стояли длинными тонкими стрелами, слегка прихваченные морозом и оттого тускло серебрились.

— Осторожней! Осторожней тяни!

Из скважины выходил удлинитель долота. Вот, наконец, показалось и само долото, похожее на огромного краба, сжавшего клешни. Или, может быть, ежа.

— Стоп!

Грохот машин оборвался. Только весело гудели на холостом ходу дизели.

— Тащи банку!

Перекиньгоре подали лабораторную стеклянную банку. Он с предосторожностями, аккуратно снял с зубцов долота и пазов между зубьями комки застрявшей темно-коричневой породы и бережливо, словно драгоценности, сложил в банку. Потом подозвал Антона.

— В лабораторию. И вчерашние захвати.

Рабочие приступили к очистке площадки, взяли шланг с горячей водой и начали обмывать залитый глинистым раствором ротор, заляпанный щербатый пол. Быстро собрали инструменты, смазали части механизмов сложного бурильного станка. Работали весело, понимая, что надвигается конец труду. Большому, многомесячному, вобравшему в себя бессонные напряженные ночи, обожженные морозом дни, перенапряжение, злость и радость, досады и победы. Все теперь позади. Кончился круговорот бесконечных смен, лихорадочного темпа, обидных простоев, аварий, сбивок, поломок, недоразумений и привычного торжества работы, дававшей упоение и сладкую усталость.

2

Антон Чахин на попутных санях добрался в Ургут.

Он вошел, держа шапку в руках, в комнату, отделенную стенкой от геологического отдела. В лицо пахнуло теплом и резкими удушливыми запахами лаборатории.