Охотники за пармезаном

– Дарья, – строго сказал Тихманский, – за вами числится задолженность в двадцать две тысячи долларов. За одиннадцать месяцев.

– Я отработаю, – механически произнесла Ежевикина, – отработаю, отработаю…

Она ещё несколько раз повторила это слово и вдруг зажглась от идеи. Она упала на колени, подползла к Тихманскому и расстегнула ему ремень на брюках. Тихманский не шевелился. Поняв, что никакой реакции не последовало, Даша подняла вверх глаза и столкнулась с брезгливым, будто у энтомолога, взглядом.

Тихманский не был пуританином. Но когда ему так откровенно навязывались, ему становилось не по себе. К тому же близость с такой ненастоящей женщиной для него была экзотикой сродни сексу с роботом.

– Извините, – сказал Тихманский. – Мне кажется, что ваши услуги не стоят такой суммы. И потом, – не удержался он от того, чтобы не уколоть Ежевикину, – как я такой взаимозачёт оформлю? Счёт-фактурой и накладной?

– Господи, – начала вдруг рыдать Даша, – вы ведь не женщина! Вы не понимаете, как тяжело, когда тебя бросают! Когда все, все, мысли, переживания, мечты, заботы помещаешь в одного человека и он предаёт тебя, изменяет с другой! Я же все сделала ради него! Губы! Сиськи эти дурацкие надувные! Смотрите, какие швы!

Она вдруг распахнула халат и приподняла тяжёлую и округлую грудь. Тихманскому бросились в глаза большие коричневые ареолы вокруг молочных желез и тоненькие, белые, едва заметные рубцы на коже.

Тихманский с большим интересом следил за этим спектаклем.

– Дарья, – вдруг сказал он; его осенило, – вам так нравится Москва?

– Ненавижу ее! – истерично выкрикнула Ежевикина, размазывая тушь по лицу. – Город-вампир! Одни сволочи!

– А есть какой-нибудь город, от которого вы без ума? – полюбопытствовал Тихманский.

Ежевикина даже перестала плакать.

– Одесса, – мечтательно ответила она. – Жемчужина у моря.

– Одесса – это прекрасно, – начал подначивать Тихманский. – Фрукты, пляж, солнце, добрые и весёлые одесситы. Тепло, хорошо. Не то, что эта грязь, пробки и суета на улицах. Хотите квартиру на Дерибасовской? Тут у вас семьдесят квадратов, а там будет… ммм… сто пятьдесят. Обставим не хуже.

Даша шмыгнула носом и заинтересованно поглядела на Тихманского.

– Я согласна, – в первый раз грустно улыбнулась она. – Вы такой милый. Давайте я все-таки сделаю вам кое-что приятное… просто в знак нашей дружбы…

***

Операция по выселению Даши Ежевикиной прошла блестяще. Ее квартиру продали за восемьсот пятьдесят тысяч долларов. Но самой Даше сказали, что за семьсот девяносто. Она была так занята собой, что даже не обратила на это внимание. Далее, Тихманский сказал, что управляющей компании положено шесть процентов за продажу и забрал себе ещё сорок семь тысяч четыреста долларов. С оставшихся семисот сорока двух тысяч Тихманский вычел двадцать две тысячи в счёт накопленных долгов за коммунальные услуги.

Взамен Даше купили роскошный одесский пентхаус за триста восемьдесят тысяч на улице вице-адмирала Азарова и остаток зачислили ей на банковский счёт. У продавца одесской квартиры Тихманский, как посредник, выторговал ещё три процента. Таким образом, чистая прибыль от сделки составила сто сорок тысяч восемьсот долларов. Арбеньев был в восхищении. Авторитет Тихманского в компании поднялся необыкновенно.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

После того, как Тихманский завладел Павловским театром, он задумался про обновление репертуара. Для нового театрального сезона он пригласил знаменитого декоратора и дизайнера костюмов Алекса Фиансэ. Тот часть жизни провёл в Париже, чем и объяснялся столь звучный псевдоним. Настоящую фамилию Фиансэ уже никто не помнил. Бог знает, чем занимался Фиансэ во Франции. Сам он горделиво отвечал на этот вопрос, что поставил там больше ста спектаклей, в том числе с легендарной Марьей Пясецкой. В мемуарах же Марьи никакого упоминания о Фиансэ обнаружить не удалось. Злые языки утверждали, что в Париже Фиансэ подрабатывал лишь помощником бутафора. Впрочем, на то они и злые.

У Фиансэ было квадратное лицо с большим узким ртом, похожее на почтовый ящик с прорезью, и набор очков в дорогих оправах на все случаи жизни. Он обожал расписанные звёздами и полумесяцами костюмы, в которых выглядел то ли фокусником из заштатного цирка, то ли звездочетом из детского фэнтези. Утверждал, что ведёт родословную от известного белого генерала и щедро одаривал окружающих эпитетами «быдло» и «маргиналы».

В своё время он быстро сделал себе карьеру на критике примадонны российской эстрады Анны Горлачевой.

– Жуткая причёска, – говорил он, капризно поджимая губы. – А идею балахона стырила у Демиса Руссоса. А эти мини? Как их можно надевать с ногами, как у слонопотама?