Потом мы вдвоём сидели в гостиной на диване у камина, и я рисовала в планшете, наспех захваченном из дома. Я решила, что пока свежи воспоминания, я должна изобразить всех тех существ, с которыми столкнулась, поэтому делала наброски, пока молчаливый самурай наблюдал за мной. Сначала он отвлекал меня, перебирая мои волосы и дразня медленными поцелуями в шею, но меня не так-то просто было сломить. Он это вскоре осознал, поэтому с тяжёлым вздохом положил мне голову на плечо, обхватил обеими руками и смиренно принялся наблюдать за процессом, а я просто наслаждалась любимым делом и согревающими объятиями. Было так уютно и спокойно, что на мгновение я подумала: а не иллюзия ли это? Что если я до сих пор в том лесу и просто потеряла сознание, пока кто-то меня сцапал? Или вообще мертва? Вот будет обидно… Да нет, глупости. Не могут быть ощущения настолько реальными.
И я продолжила своё занятие, изображая страшное существо в полуистлевшем балахоне.
А вот когда я начала рисовать встретившихся мне эльфов, за спиной раздалось такое недовольное рычание, что я даже побоялась… за этих двоих. Развернувшись лицом к Нику, я заметила, с какой злостью он смотрит на моих ушастых знакомых, и в душу закралась подозрительная мысль о том, что они когда-то, на какой-то кривой и узкой дорожке да встречались. Я не стала выводить и без того нервного зверя вопросами, немедленно прекращая свою деятельность, вырубая устройство и осторожно интересуясь:
─ Ник, а ты спать не хочешь?
Злобный рык резко превратился в довольный, и я поняла, что мне предстоит очередное противостояние.
* * *
Можно ли лишиться разума за короткое время? Ник мог с уверенностью дать положительный ответ на этот вопрос, потому что дни, проведённые в неизвестности за судьбу маленькой охотницы, сделали из него настоящего безумца. Он не представлял, что можно настолько сойти с ума, скучая по кому-то так сильно, что эта тоска буквально разъедала душу постоянными вспышками беспокойства. Ещё и зверь подстёгивал к совершению не самых благовидных поступков, а противостоять этому проснувшемуся внутри существу было крайне сложно – хорошо, Ян с Крисом вовремя нарисовались, иначе, жертв стало бы гораздо больше, чем один жалкий наёмник, посмевший замахнуться на святое.
Так что Громова обезвредили, и он погрузился в мучительное ожидание. Не зная, сколько точно времени он провёл вот так, сидя в подвале на цепи, как бешеный пёс, он слышал каждый шорох далеко за пределами дома, чувствовал любые изменения погоды не хуже, чем гидрометцентр – даже, знал, какая снежинка куда приземлилась – и просто ждал. Он выжидал, когда вновь появится Ян с едой и разговором на отвлечённые темы, а сам подавлял в себе ярость природы, кипящую внутри. Впрочем, изменилось не только его внутреннее состояние. Волосы неожиданно отрасли до такой степени, что Залесский, увидевший Ника одним днём, сперва растерялся и заявил, что видит призрак прошлого, а потом радостно принялся снимать брюнета на телефон. Такого своему вроде как другу вампир простить уже не смог, и слегка вышел из себя, но вот обратную дорогу найти не сразу сумел, так что он отчаянно бесновался, тщетно пытаясь разорвать кандалы. Высший скалил клыки, рычал на друга, и собственный голос казался ему чужим. Хорошо, что Яна не так легко было смутить.
Шли дни невыносимых мук.
Один, второй, третий…
Когда Рина, наконец, вернулась, вампир сперва думал, что сошёл с ума, и ему мерещится голос на улице, лёгкие шаги и хрупкая фигурка, нерешительно переминающаяся на лестнице подвала. Но это была она. Уставшая, слегка прихрамывающая, но реальная, и ему огромных усилий стоило усидеть на месте, не кинувшись к желанной девушке, при виде которой зверь просто сходил с ума, облизываясь и исходя на слюни. Сдержался. Успокоился. Не дёргался даже, когда она оказалась в его руках, такая родная и тёплая.
Настоящий Ад начался чуть позже.