Вот и граница между королевством Франция и Священной Римской империей. Знак в виде креста, вытесанного из цельной глыбы темно-пурпурного гранита поставлен совсем недавно, в 1340 году, когда епископский город получил свой герб дарованный кайзером Людвигом IV. На кресте выбит хорошо заметный рельеф — имперский двоеглавый орел, на чьей груди расположен щит с тремя львами Камбрэ.
Пейзаж безлюден — занятые под пшеничные поля прямоугольные вырубки, разрезанные оврагами перелески, купы молодой поросли на местах бывших палов. О присутствии человека напоминают только дымки, поднимающиеся над заметенными снегом деревеньками и доносящийся издали стук топоров дровосеков. Навстречу не попалось ни единого всадника, ни одного обоза идущего в Артуа. Самое ленивое время года, уже не зима, но еще не весна.
Камбрэ, или римский Cameracum, был настолько же немецким городом, насколько и французским — земли восточнее реки Шельды в 843 году отошли при разделе империи Карла Великого к Лотарю, королю германскому, еще через сто лет Оттон Великий полностью отдал лен и диозцезию в ведение местного епископа.
Говорили тут на смеси трех языков включая фламандский, особой разницы между немцами, французами и всеми прочими не видели — Империя есть мать всех народов, ее населяющих! — а когда в княжество Камбрайское переселились изгнанные королем Филиппом евреи, приняли и их.
Налоги платят? Платят. Если не проявляют вредоносности, не склоняют добрых католиков к иудаизму и не нарушают закон (по крайней мере, не попадаются явно на его нарушении) — пускай живут.
Столица княжества-епископата поменьше Арраса, всего семь тысяч жителей, из которых четверть монахи и белое духовенство. Город похож на крошечный Париж: центральная часть лежит на острове среди двух рукавов Шельды и тоже называется Ситэ, на восточном берегу вздымаются колокольни множества храмов, над которыми главенствуют Святой Николай и Гроб Господень.
Оберегают Камбрэ башни-мосты — Шельда река неширокая, потому основания башен с городскими воротам можно возвести на обоих берегах, пропустить под каменным сводом поток, а поверх моста надстроить не самое изящное, но функциональное сооружение: неприятель подойдя к городу окажется под градом стрел со всех направлений. Пускай Камбрэ минувшие триста лет владели церковные прелаты, но в фортификации они понимали не хуже иных графов и герцогов.
Пошлина за вход в город куда ниже, чем в Артуа — всего шесть денье, по большому счету сущая мелочь. Еще бы, серьезные деньги епископские фискалы дерут за провоз товара и право на торговлю — здешняя ярмарка и невиданный в соседних графствах Франции крытый рынок приносят в казну его высокопреосвященства баснословный доход!
— Вроде бы тихо, — впервые за весь тридцатимильный путь от Арраса до Камбрэ подал голос Ролло фон Тергенау. — В городе спокойно, мэтр.
— Точно замечено, мессир, — отозвался Рауль, отсчитывая серебро. У стремени Инцитатуса стоял чиновник, за которым пристально наблюдала отлично вооруженная стража в желто-синих цветах епископства. — Прямо благорастворение… Едемте, Ролло, дорогу я помню, бывал здесь однажды.
«Однажды», означало визит в Камбрэ по рекомендации Михаила Овернского. В плотно и беспорядочно застроенный квартал за рынком и собором Марии Магдалины. Очень вонючий квартал — безошибочно найдешь по запаху.
Ограниченное четырьмя узенькими улицами пространство занятое ашкеназами воняло по-особенному, сочетая привычные городу запахи выгребных ям, помоев, подгнивающих овощей и конской мочи с ароматом специфическим и утонченно-противным.
Гаже всего смердело возле наспех сложенного здания приспособленного под синагогу — прошло сорок лет, но евреи Камбрэ отстраиваться фундаментально не спешили, вдруг снова придется уходить дальше, на восток? К примеру в Польшу, где, как уверяют добрые люди, тамошним королем позволено исповедовать веру Моисея и Авраама безбоязненно?
— Да что ж такое-то? — проняло даже невозмутимого Ролло. Баварец высморкался, зажав пальцем одну ноздрю. Лошади недовольно фыркали. — Глаза щиплет! Отраву какую рассыпали, нехристи?
— Уксус, — осенило Рауля. — Точно, уксус! В смеси с запахом говна — жуткое сочетание! Но зачем уксусом улицу поливать?..
Еврейский квартал не только исторгал миазмы, но и выглядел мрачно: фасады или темно-бурые или вообще черные, немногие прохожие на улицах странно одеты и смотрятся чуждо. Косятся с подозрением и тщательно скрываемой враждебностью понимая, что господа дворяне при малейшем проявлении неуважения запросто отмахнут клинком по голове и никто их за это не засудит.
— Ролло, не станем пугать хозяев, — сказал мэтр, опознав знакомый дом. — Я схожу туда один, договорились? А вы посмотрите за лошадьми.
— Как угодно, сударь.