Читаем «Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I полностью

Гнусность этого заявления Белецкого превышает вообще все его гнусности. Понятно почему: я ставлю себя в положение рядового читателя и нахожу, что ют, мол, сам бывший директор Департамента полиции и товарищ министра внутренних дел утверждает, что жандармские офицеры в политическом розыске применяли грязные и преступные приемы: сами, при посредстве своих агентов, ставили подпольные типографии, затем арестовывали «вовлеченных в ловушку» наивных молодых обывателей и затем получали награды, деньги и чины.

И все это было, по уверению Белецкого, при Трусевиче, когда последний был директором Департамента полиции и когда «каждое открытие типографии влекло за собой отпуск больших денежных сумм лицам, открывавшим ее». «Золотарев и я, - добавляет Белецкий, - мы упразднили это».

Мой читатель вспомнит, может быть, из предыдущих изложений, касающихся моей розыскной службы в Саратове (из шести лет, проведенных мной там на этой службе, первые три года, с 1906 до 1909-й, т.е. время наибольшего напора на власть со стороны революционного подполья, я работал при директоре Департамента полиции М.И. Трусевиче), что мне пришлось раскрыть около 10 подпольных типографий. Не говоря уже о том, что это были не «мои» типографии, а самые настоящие типографии, поставленные революционными деятелями того времени, я не получил за эти раскрытия не только какой-нибудь денежной награды или ордена, но мне ни разу

Россия^^в мемуарах

Департамент полиции не высказал и не выразил специального одобрения. Просто на это смотрелось как на очередное исполнение службы, и только!

Если и были случаи бестолкового отношения к розыскному делу со стороны отдельных жандармских офицеров, эти случаи вскрыты и рассказаны мною с полной откровенностью; это была вовсе не система («Вся система была отрицательная», - говорит Белецкий), а отдельные случаи, за которыми следовала та или иная кара.

И уж, конечно, не Трусевич стал бы поощрять такую систему, не такой был он человек! Таким образом, нельзя совершенно понять, что именно пришлось Золотареву с Белецким «упразднять»! Впрочем, Золотарев нигде в своих объяснениях гнусностей Белецкого «о всей системе» не подтверждает.

Теперь перейду к разъяснениям Белецкого обо мне. Эти разъяснения очень противоречивы.

На стр. 282 того же 3-го тома Белецкий говорит. «… Сведениями Малиновского мы пользовались не для того, чтобы творить розыск; для этого в каждом городе, в особенности в Петрограде и Москве, была хорошо поставлена партийная агентура». То есть Белецкий устанавливает этим, что у меня в Московском охранном отделении было хорошее агентурное освещение революционного подполья.

Не забудем, что до моего московского периода службы я настолько хорошо освещал революционное подполье Саратова и всего Поволжья, что тот же самый Белецкий выбрал именно меня для замещения должности начальника Московского охранного отделения.

Тут же позволю себе привести мнение обо мне как о розыскном деятеле из двух других источников.

В томе 5-м, на странице 61 тех же материалов Чрезвычайной следственной комиссии в показаниях бывшего товарища министра внутренних дел Золотарева и при чтении председателем Комиссии доклада о положении секретного обследования в Московском охранном отделении (за мое время) сказано: «… Московское охранное отделение обладает всей центральной социал-демократической организацией…»

В «Воспоминаниях» сенатора П.П. Стремоухова («Архив русской революции», изд. Гессеном. Т 16. Берлин, 1925) на стр. 24-й сказано: «…Полковник Семигановский… занимая должность начальника Районного охранного отделения, был весьма осведомлен в партийной революционной работе не только в Саратове, но и окружающих губерниях…»

Россик^^в мемуарах

Комплимент бывшего саратовского губернатора П.П. Стремоухова смело и с полным правом отношу к себе, так как начальник Саратовского губернского жандармского управления, полковник Семигановский, в деле политического розыска в Поволжье был только официальной ширмой, а весь розыск фактически направлялся мною, что я в своих «Воспоминаниях» и изложил достаточно подробно.

Итак, хотя бы из приведенных небольших примеров о моей розыскной деятельности как будто выходит так, что я с порученным мне делом справлялся неплохо; сам же Белецкий признает это. Но ют что он счел нужным добавить обо мне на стр. 387-й того же тома 3-го «Падения царского режима»:

«Белецкий:- Что касается двух начальников охранного отделения столичных центров, сведения коих всегда учитывались и министром внутренних дел, и Департаментом полиции, ввиду влияния этих пунктов на жизнь России, я застал в Петрограде полковника Глобачева, назначенного после моего оставления должности директора Департамента полиции генералом Джунковским, а в Москве - полковника Мартынова, который был назначен по моему представлению (согласно указанию С.Е. Виссарионова) А А. Макаровым; полковника Глобачева я не только оставил, хотя С.Е. Виссарионов и не считал его подходящим для Петрограда, и на министра

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное