— Он с тобой, да? — сипло спросила хозяйка квартиры и до боли сжала мои плечи. — С тобой?.. Я чувствую, он рядом, очень близко… Всегда тебя любил…
— М-маргарита…
— Вернётся сын, — она резко повернула меня лицом к себе. — Вернётся. Ты верь. Вернётся… — в тусклых глазах горели странные огоньки.
К горлу подкатил горький комок. И как сказать несчастной матери, что всё?.. Что не вернётся?.. Что останется только тень — проклятая силовая оболочка, чёртов «птеродактиль»?.. И я не нашла сил на правду. И опять соврала хорошему человеку. Проглотив горячий комок слёз, улыбнулась жалко:
— Конечно… Конечно, вернётся. И сейчас… рядом.
— Знаю!.. — Маргарита Сергеевна просияла. Будучи выше меня на голову, сейчас, ссутуленная и высохшая, она казалась ниже. — Знаю!..
Я чуть не завыла в голос. Закусила губу и кивнула. Все же в «заморозке» есть масса преимуществ… И сосредоточилась на другом. Она холодная, ледяная, а внутри… Сущность, защитник, позвонок к позвонку, неизмененный. Мёртвый?.. Я обняла Маргариту Сергеевну, погладила, успокаивая, по спине, и защитник… шевельнулся. Тусклый, бледный, но живой. Не стал его менять, только силу как-то выкачал?.. Сущность, потянувшись, прижалась к моим ладоням узловатой спиной.
— Больно! — мать Валика дёрнулась, но теперь уже я вцепилась в её плечи.
Не я виновата, но я исправлю. Не написать, так… придумать. Восстановить. Пробовать хотя бы. Ведь бабушка же могла… менять, и почему бы мне не унаследовать эту особенность дара? «Героя» с «песцом» унаследовала же. И, про себя проговаривая детали образа Маргариты Степановны, в красках вспоминала её такой, какой помнила.
Защитник шевельнулся и начал… синеть. Это мой цвет, что ли?.. Она глухо вскрикнула и сползла по стенке. В обморок. Я села рядом на корточки, а защитник требовательно высунул голову из-под ворота платья и ткнулся мордой в мои ладони. Я зажмурилась. Наверно, однажды я к этому сюру привыкну, но пока… мне нехорошо.
— Васют, идём, — от непривычных ощущений отвлек хмурый голос Сайела. — Ты нужна, — и протянул мне руку.
Защитник разочарованно фыркнул и вернулся на место. Тускло-синим, но подвижным. И мать Валика открыла глаза. Мутные, больные — но разумные.
— Вася? — удивилась тихо. — Ты же Василиса? Как выросла, и не узнать…
Да, тринадцать лет — как с куста…
— Маргарита Сергеевна, вам нужно уйти, — я встала.
— Я о ней позабочусь, — рядом тенью возникла Ауша.
А я покосилась на нетерпеливого Сайела и поняла, что… очкую.
— Куда ты её?..
— К твоим родителям. Квартира под защитой, но у меня есть ключи.
Как многого я не знаю… Я ободряюще улыбнулась Маргарите Сергеевне и поплелась на кухню. Сайел сопел в спину и подталкивал вперёд. А у меня всё очнулось, да. И инстинкт самосохранения на кухню не хотел. Категорически. И не пошёл бы, но с таким провожатым попробуй взбрыкнуть… И в глаз дать кое-кому уже не хочется, даже по поводу…
На кухне всё было по-прежнему. Окно нараспашку, дым коромыслом, холод зверский и Владлен Матвеевич, сидящий на табуретке. И дядя Боря… не в себе. Он сидел на подоконнике, в гнезде из собственных записей, и раскачивался из стороны в сторону, что-то бурча. И дед мой двоюродный… тоже не в себе был. Не собой, вернее. Горел тусклой багровой звездой и на стол опирался левым локтем. Парализованным. Якобы.
Владлен Матвеевич обернулся, и по кухне поплыли багровые волны силы. Дядя Боря выругался и снова забормотал что-то себе под нос, раскачиваясь так, что ещё чуть-чуть — и выпадет из окна. В полночь, кстати.
— Василёк, нужна твоя сила писца, — двоюродный дед улыбнулся, и меня зазнобило.
И накрыло странным ощущением. Я раздвоилась. И одна я стояла рядом с дедом и глупо смотрела ему в рот, а он говорил, объяснял, убеждал… А вторая я стояла на пороге кухне, рядом с саламандром, и ничего не понимала. Зато видела. Второго дядю Борю. Он метался рядом с подоконником и орал благим матом. Видимо, пытаясь достучаться до своего неразумного тела. Неразумного… Так вот в чем сила, брат… Интересно, а что мне внушают сделать? Второе «я», похлопав ресничками, деревянной походкой подошло к подоконнику, нащупало ручку и закопалось в чужие записи. А сосед подсказывал — эту взять и вот ту, вторую снизу, а еще нужна… Я прислушалась, но ничего не поняла. И этот, второй, орал, и Владлен Матвеевич что-то подсказывал, и…
— …фима, — донеслось глухим эхом.
И я оказалась стоящей у окна. Дядя Боря по-прежнему раскачивался, но мои руки уже комкали найденные листы.
— Василиса!.. — в голосе двоюродного деда явственно зазвучала угроза.
Я обернулась, с содроганием встретив его взгляд. Багровый. Чужой. Безумный.
— Чего вы хотите? — спросила сипло и нервно. — Зачем весь этот… цирк уродов?..