Окно в Полночь

Я нервно хмыкнула. Да-да, и Валика для компании позовём… Они думать будут, а я… А что я? Я вообще-то из нас троих — фантаст, это мне полагается «что-нибудь» придумывать.

— Аль, не грей голову, — я встала и пошла к раковине — мыть тарелку. — Уезжай и отдыхай, вы сто лет нигде не были. Да и не до меня будет, когда девчонки море увидят. А я справлюсь.

— Каждый раз, когда ты так говоришь, случается очередная ерунда.

Я легкомысленно пожала плечами:

— Да, я блондинка, а у тебя какие оправдания?

— Посуду в гостях не моют — денег не будет, — улыбнулась в ответ сестра. — Тарелку поставь. И пойдём, покажу свою новую работу. Да и старые заодно. Ты когда у нас в гостях в последний раз была?

Летом. Позапрошлым. Да, мне стыдно. Но я же не виновата, что её муж — занудный придурок, который с первой встречи люто меня ненавидит? Ревнует. Или просто сволочь по характеру. Или всё вместе плюс что-нибудь ещё. Он постоянно цеплялся ко мне по мелочам и доводил до белого каления. Я долго молчала и терпела ради сестры, а Гена это понимал и пользовался. Пока у меня не лопнуло терпение.

Я прошла за Алькой по коридору, поджав губы. Неприятно вспоминать, но… В тот день я как раз пришла отпраздновать наш общий с сестрой день рождения и, пока сервировала стол, узнала о себе много интересного и унизительного. Сначала промолчала, а потом отловила Гену на балконе. Сказала, что он козёл, скотина и много чего матерного. И добавила, что если он, сволочь, ещё раз откроет рот, я забуду об образовании, воспитании и чувстве самосохранения. И прокляну. У меня же бабушка — ненормальная ведьма, а я от неё всё унаследовала, от хаты до съехавшей крыши. Гена сбледнул и заткнулся. А я с тех пор в гости не приходила. Встречалась с Алькой и племяшками в кафе, магазинах, парках… Не хочу, чтобы ей пришлось выбирать между мной и мужем. Врагу такого не пожелаешь.

Алька, конечно, обо всём прознала. Извинялась долго и оправдывала Гену «таким чувством юмора». Я смолчала в ответ, а про себя подумала, что долго он с «таким чувством юмора» не проживёт. И найдут его однажды в пригородном леске. В десяти пакетах. И я буду совершенно ни при чём.

— Вот! — отвлек от воспоминаний голос сестры. — Смотри! Хорош?

Я моргнула и прошла за ней на лоджию. Летом Алька рисовала красками, а по зиме — только карандашом. Одно с Геной хорошо — сестру мою любил до одури, любой каприз выполнял. И с девчонками возился по вечерам, пока она работала. И лоджию отремонтировал и утеплил так, что и в минус сорок здесь тепло и уютно. И света хватает.

— Он мне приснился неделю назад, и снится до сих пор. И я не выдержала — зарисовала, — гордо вещала Алька. — Гена сказал, что это лучшая моя работа, что парень — как живой!

Мне поплохело. Среди картин, развешанных по стенам, на этюднике — единственный карандашный набросок. Мой, чтоб его за ногу, герой. Нос прямой, глаза гордые и раскосые с проницательным прищуром, брови вразлёт. Коса в семи узлах через плечо, старый плащ и — тень по правой стороне лица. И чьи-то костлявые лапы над плечами.

— Нравится? — подпрыгивала рядом Алька.

— А глаза потом фиалковыми сделаешь?.. — ответила невпопад. — Светящимися в темноте, да?

— Ну… да, — она посмотрела на меня внимательно. — А ты откуда знаешь?

Я невесело улыбнулась:

— Это мой герой, Аль.

И почему это не удивляет?..

— В смысле? — не поняла сестра. — Герой твоего романа? — и тоже заулыбалась: — Так понравился?

— Да, Аль, романа! — нервно задрожали руки, и я спрятала вспотевшие ладони в карманы лыжного комбинезона. — Только не того, о котором ты говоришь! Он — из моей книги, один в один! И я тоже после сна начала о нём писать! Неделю назад, Аль! Ровно в прошлое воскресенье приснился! А в понедельник я села писать! И понеслось!

Сестра прикрыла глаза, посопела и бранно высказалась. Посмотрела на меня искоса, извинилась и добавила, матерным и общеизвестным. Я молча кивнула, соглашаясь. Слов не было. Даже нецензурных. Всё этим портретом сказано. Один сон на двоих — яркий, живой и такой заразительный, что мы обе не удержались.

— Неслучайно все это… — констатировала Алька. Посмотрела на меня исподлобья, покусала нижнюю губу, вздохнула и выпалила: — Вась, а дай я символы с твоей щеки перерисую, а? Для завершения картины!

Я фыркнула, кивнула и пошла в коридор к большому зеркалу. Творческая личность — это… творческая личность. Она всегда будет мыслить иначе, чем простые смертные.

— Так, если у тебя слева, то у него — справа… — сестра, глядя на моё отражение, быстро чертила в блокноте.

А, ну да, тонкости зеркального отражения… Я призадумалась. К нам он явился с тенью за спиной и на лице — справа. Значит ли это, что я пишу… прошлое? На портрете-то и во сне тень уже была — и как раз закрывала собой узоры инициации. Значит, он достиг своего и добыл вожделенную тень. А я-то в каждом сне переживаю за него, как за себя… И хватит его «убивать», всё равно он мне не по зубам.