— И рисковать поздно, — добавил Игнат Матвеевич, внушительно повторив: — Поздно. Выросла ты. И на Дусю похожа, а сестра была несгибаемой. Принципиальной. Если решила — то раз и навсегда. Таких только ломать, а от сломанного писца толку мало. Не враг я тебе, Васёк. И никогда врагом не буду.
С Валиком всё более или менее ясно. Он «редакторский». А вот «парень с собакой»…
— Не мои, — заверил двоюродный дед. — Мои сущности — все привязанные, все на поводке. Крепко держу и самодеятельности не допускаю. А пугать тебя без толку, — и, встав, прошёлся по кабинету. Остановился у окна, сунув руки в карманы брюк, и неожиданно спросил: — Ты цвета различаешь?
— Да, — я сразу поняла, о чём речь. Сайел тоже на цвете сущностей акцент делал.
— Дома сущность есть? — он повернулся.
— Есть. Птеродактиль. Красный. А что?
— Красный — Дусин цвет, — Игнат Матвеевич тепло улыбнулся. — Цвет её силы. И все сущности, которых она выпускала, были красного цвета. Кроме высших, саламандров. Но и в них заметен красный, когда сильно злятся. Цвет сущности — как подпись. По ним можно вычислить писца. Тебе. Мы-то их видим… обычными. Прозрачными и бесплотными. Явный облик имеют только высшие, а остальные… тени себя прежних.
Так-так…
— Но цветов-то всего…
— А оттенков — больше, — он присел на стол напротив меня. — Со временем ты их научишься различать. Моя сущность какого цвета?
— Серебристая, — я присмотрелась, — серебристо-зелёная.
— И плюс ещё пять оттенков, — дополнил двоюродный дед. — А нападавшие — какого цвета?
— Зелёные. С серебристым отливом, — я невольно запнулась и посмотрела на своего собеседника. И Валик… Его сущность — тоже зелёная! А было ли серебро… Сейчас и не вспомню. Нападение — как в тумане. Надо его рассмотреть получше, когда в следующий раз в «гости» нагрянет. А он точно нагрянет.
Я нервно расправила смятые крылышки самолетика. Зелёные… Чёрт. Неужели все трое — от одного писца? Неужели… не «герой»?.. Он, если по цвету силы судить — по тем же глазам… фиолетовый. Вернее, ядовито-сиреневый. Как и сущность, от его ключа которая. А если не он, то кто?
— Жаль, оттенки не видишь, — Игнат Матвеевич задумчиво закусил губу. — Жаль, Васёк… Быстро бы нашли и… обезвредили, если писец — из местных. Я на всех, с кем встречался, собирал досье с цветоподписями. Жаль…
— А не он ли случайно вашу сущность… нашёл? Ведь цвета…
— Вряд ли, — покачал головой мой собеседник. — Тот, кто дал мне защитника, умер, — он отвернулся, скупо добавив: — Очень давно. Слабый летописец был. Всего пару низших сущностей добыл, и одна — при мне. А на тебя напали двое, скорее всего, — серединных… Кстати, кофе будешь?
Спохватился… За окном стемнело. Должно быть, уже поздно.
— Нет, я… домой, — и смутилась под весёлым взглядом.
Двоюродный дед хмыкнул и съязвил:
— Да-да, тебе же «нельзя здесь находиться», — и голубых глазах засветилась озорная улыбка: — Владлен — старый маразматичный параноик. Сидит дома в четырёх стенах, в окружении Дусиных сущностей, а сам и собственной тени боится. И всегда боялся.
— А сущности обязательно… привязывать? — я встала с дивана и украдкой потёрла отсиженное место. Должно быть, уже очень поздно…
— Обязательно, — Игнат Матвеевич подал мне шубу и помог одеться. — Или к человеку, или к месту. Чёрная саламандра, которая за дверью мечется, привязана к Владу. Если их не привязывать, если на них не влиять через «поводок», если не направлять… нехороших дел натворят и исчезнут без следа.
Интересно, а к кому привязан Сайел? К хате и подсвечнику или к человеку?.. Я обмотала шею шарфом и перекинула через плечо сумку. Посмотрела на двоюродного деда и не нашлась, что сказать. Только покраснела почему-то. Вроде, и не виновата, но… вроде, и виновата. Пофиг, чьи планы воруют его сущности. А вот за родных я боюсь. И ведь подозревала в нехорошем…
— Помощь нужна будет — только скажи, — он снова тепло улыбнулся. — Ты — семья, Васёк. И… маме привет.
— Но почему вы решили, что братья виноваты?.. — я все же решилась уточнить.
— Потому что мы по очереди её охраняли, — двоюродный дед замкнулся, посуровел. — Потому что… она обезумела. Неделю бредила — на час приходила в себя. И садилась писать. И опять в безумие впадала. И Влад с Кешей… не досмотрели. Упустили. Она сбежала. И… всё.
— За мной вы тоже… смотрите?
Да, я заметила. Иннокентий Матвеевич огорошил меня полубезумными замечаниями, и я не сразу обратила внимание на то, что он знал — когда я пришла, он уже знал, — что я писец. И этот дед — тоже. Сразу заговорил со мной, как с писцом. Похоже, деды едва ли не раньше меня всё поняли, но молчали. Как они узнали о пробуждении семейного дара — понятно, начали видеть сущности. Но как узнали, что именно я?..
— Обязательно, — кивнул он и заразительно улыбнулся. И вновь стал серьёзным: — Не только в семье может быть драка за писца. Среди семей писцов случается… раздел сфер влияния. Понимаешь?
— Нас так легко вычислить? — стало жарко, но уходить я не спешила. Уж больно предмет разговора волнующий.