Окно в вышине

Стекло от падения треснуло. Сзади был маленький гвоздик. Я представил себе, как все это было. Кто-то, кого он знал и совсем не боялся, стоявший с ним рядом, справа от него, вдруг выхватил пистолет и выстрелил ему в правый висок. А потом, испуганный брызнувшей кровью или звуком выстрела, отскочил к стене и задел висевшую за спиной картину. Ударившись об пол, картина отскочила под стол. Убийца либо был очень напуган, либо достаточно осторожен, чтобы поднять ее.

Она была небольших размеров и не содержала ничего интересного. Какой-то тип в мужском костюме и круглой пышной бархатной шляпе с пером высунулся из окна, и очевидно, что-то кричал тем, кто находился внизу. Кому он кричал, видно не было. Хотя снимок был цветной, вероятно, художественной ценности не представлял.

Я поглядел на стены. Тут висело около полудюжины довольно приятных акварелей и гравюр. Как это старомодно — вешать на стены гравюры, не правда ли? Ну, так что же, значит малый любил этот снимок, не так ли? Давний снимок, на котором был изображен человек, высунувшийся из окна на высоком этаже.

Ваннье молчал и ничем не мог мне помочь. Итак, я держал в руках старую фотографию в рамке с треснувшим стеклом.

Мелькнувшая мысль была легка и нежна, словно прикосновенье перышка или снежинки, так что я чуть было не упустил ее, и она не пропала бесследно. Окно в вышине… Человек в окне… Давний снимок…

Меня вдруг бросило в жар — все сходилось в одну точку. Из окна на высоком этаже несколько лет тому назад (восемь лет тому назад) высунулся человек, и высунулся так далеко, что упал и разбился. Этого человека звали Горас Брайт.

— Мистер Ваннье, — восхищенно сказал я, — вы разыграли это как по нотам.

Перевернув картину, я увидел на ее обратной стороне колонку цифр. Чаще всего встречалась цифра 500, несколько раз — 750, два раза — 1000. Тут же была записана общая сумма — 11100 долларов. Последний взнос мистер Ваннье так и не получил. Когда ему принести его, он был уже мертв. В общем-то, не такие большие деньги за восемь лет. Клиент мистера Ваннье упорно торговался.

Я немного надорвал картон, прикрепленный к рамке с помощью граммофонных игл, из которых две уже вывалились. Между картоном и снимком был белый, неподписанный, запечатанный конверт. В конверте лежали две одинаковые фотографии и негатив. На них был снят далеко высунувшийся из окна человек с широко раскрытым ртом, по-видимому, что-то кричавший. Его руки касались кирпичной стены, в которой находилось окно. На заднем плане, у него за плечами, видна была женщина.

Человек на снимке был худ и темноволос. Ни его лицо, ни лицо женщины позади него не были четкими. Он, высунувшись из окна, то ли кричал, то ли звал кого-то.

Держа снимок в руках и разглядывая его, я никак не мог разглядеть в нем ничего необычного. И в то же время я знал, что это не так, сам не зная почему. Я упорно разглядывал этот снимок, и, наконец, заметил то, что было главным. Это была мелкая деталь, но страшно важная. Все дело было в том, как человек на снимке держал в проеме окна свои руки. Его руки ни на что не опирались, и ничего не касались. Они просто повисли в воздухе.

Нет, этот человек не высунулся из окна — он из него падал.

Я положил фотографии в конверт и, сложив картон, засунул конверт и картон в карман. Рамку, стекло и снимок я спрятал в бельевом комоде, сунув под полотенца.

Пора было уходить, и тут я услышал, как возле дома остановилась машина. На крыльце послышались шаги.

Я спрятался за занавесом под аркой.

28

Входная дверь открылась и затем тихо закрылась.

Несколько секунд тишины, повисшей в воздухе словно пар от дыхания на морозе, были прерваны хриплым криком, перешедшим потом в безутешные рыдания.

Мужской голос, полный бешенства, сказал:

— Ни то, ни се. Повторим все сначала.

Заговорила женщина.

— Боже мой! Луис! Мертвый!

Мужской голос сказал:

— Возможно, я и ошибаюсь, но по-моему, это никуда не годится.

— Боже мой! Он ведь мертв, Алекс. Сделай же что-нибудь, бога ради! Я прошу, сделай что-нибудь!

— Т-так, — донесся грубый, жесткий голос Алекса Морни. — Следовало бы. Следовало бы уложить и тебя, как и его. Чтобы и ты лежала таким же холодным, кровавым, гниющим трупом. Но нет, я не стану. Ты и так уже готова, и так уже гниешь. Всего восемь месяцев замужем, а уже изменяешь мне. О, боже! Думал ли я когда-нибудь, что свяжусь с такой проституткой, как ты?!

Последние слова он уже выкрикнул.

В ответ послышались рыдания.

— Ну хватит, довольно уверток, — злобно сказал Морни. — Как ты думаешь, зачем я притащил тебя сюда? Теперь ты никого уже не одурачишь! За тобой давно следят, вот уже несколько недель. И ты была здесь прошлой ночью. Я уже побывал тут сегодня и видел все своими глазами. Окурки с твоей губной помадой, стакан, из которого ты пила. Я даже могу себе представить, как ты сидишь на ручке его кресла, и, теребя его сальные волосы, подносишь ему к губам стакан виски, а он мурлычет, как кот от удовольствия. Что, разве не так?

— О, Алекс, дорогой, ну зачем ты говоришь такие ужасные вещи.