Окончательный приговор

Но были и очень конкретные варианты запроса, которые могли бы дать мне нить для поиска. В ходе расследования обстоятельств текущего дела, и при ознакомлении с характеристиками и послужным списком всех обвиняемых, я дважды сталкивался с упоминанием отработанного удара, которым обладает капитан Беклемишев. Удар наносится в лоб, и при этом настолько резко и мощно, что у получившего этот удар ломается шейный позвонок. Именно таким образом капитан спецназа ГРУ убил капитана милиции, когда ночью заявился к себе домой за тапочками. И потому я вводил в запрос все случаи смерти от перелома шейного позвонка, независимо от того, где и при каких обстоятельствах это происходило, даже в автомобильной катастрофе, потому что тело можно было просто положить в машину, а потом машину разбить. Убийцу проще всего искать по почерку, если почерк характерный. А перелом шейного позвонка вообще-то явление в следственной практике редкое. Так, дважды получив такие сведения, и именно с места дорожно-транспортных происшествий, я требовал дополнительной судебно-медицинской экспертизы. Дело в том, что сам удар в лоб, если его нанести мягкими тканями основания ладони, как это делает капитан Беклемишев, на лбу даже синяка не оставит. Но вследствие этого удара происходит прострел в затылочные области мозга, вызывающий растечение мозговой жидкости. То есть, даже если шейный позвонок выдержит и человек останется жив, после такого удара он гарантированно дураком на всю жизнь останется. Но оба случая, с которыми я столкнулся, обошлись без характерного признака. Мозговая жидкость не растекалась, то есть удар был недостаточно резким и, скорее, давящим, характерным для дорожно-транспортных происшествий. Пока мне не везло с фактами, но я был уверен, что эти отчаянные головы еще появятся на моем горизонте. И предстанут явно не добропорядочными гражданами. Такие люди, как мне кажется, уже едва ли смогут когда-нибудь стать добропорядочными и законопослушными…

* * *

Кабинет, что мне выделили в Москве, был угловым, несмотря на тесноту, имел целых два ненужных здесь окна и располагался рядом с лифтом, от соседства с которым постоянно вибрировала стена. Я сидел на втором этаже и лифтом не пользовался, но другие сотрудники, как мне казалось, только тем и занимаются, что разъезжают в лифте. Странно, но, несколько раз поднимаясь по необходимости на верхние этажи, я не слышал в самом лифте того шума, который был слышен в моем кабинете. Однако все считали меня временным человеком в следственном комитете и потому выделили самое плохое помещение. Я тоже считал это помещение для себя временным, поскольку надеялся вскоре успешно завершить дело и получить постоянный, более удобный кабинет.

Но сначала следовало завершить дело.

В дверь постучали. Навещали меня редко, и я больше работал в одиночестве, сидя за компьютером, изучая материалы. Как-то так повелось, что мне на компьютер даже необходимые для работы документы пересылали, хотя можно было бы просто спуститься из канцелярии на этаж ниже и передать мне то, что требовалось. Мне вообще казалось, что московские коллеги не одобряют мою старательность и напористость, которой им самим зачастую не хватает. Но меня это мало трогало. Я привык добиваться своих целей и не смотреть при этом на реакцию окружающих.

– Да-да, войдите…

Дверь неторопливо открылась, и спиной ко мне, заканчивая разговор с кем-то, оставшимся в коридоре, вошел человек в мундире подполковника ФСБ. И только за порогом уже повернулся ко мне. Улыбнулся не к месту.

– Утро доброе. Артур Юрьевич?

– Да… – Я не стал вставать из-за стола, отвечая невежливостью на невежливость.

– Подполковник Страховщиков, ФСБ России. Меня зовут Максим Николаевич. Примете для беседы?

– Садитесь, – предложил я, показывая на стул. – На какую тему беседа?

– На тему, имеющую непосредственное отношение к расследуемому вами уголовному делу по обвинению трех офицеров спецназа ГРУ в преднамеренном убийстве мирных жителей.

Подполковник ФСБ не понравился мне какой-то внешней холеностью с чуть заметным высокомерием. Отношение московского чиновника к чиновнику провинциальному. И не важно, в какой области эти чиновники работают. Московские всегда выказывают к остальным легкое пренебрежение. Я сам в этом многократно убеждался.

– Милости прошу. Буду рад любой новой информации, – сказал я, но сразу осекся. – Или я не прав? Или вы от меня ждете информации? Вы из какого управления?

– Из федерального. Занимаюсь розыском.

– В таком случае, вы – мне в помощь, как я понимаю…

– Примерно, – вяло согласился Максим Николаевич. Может, это и не вялость была, а московская вальяжность, не знаю. Однако, если он ко мне пришел, причем по вопросам текущего дела, ему есть что сказать.

– Я готов выслушать вас.