Окончательный расчет

— В сущности, — задумчиво произнес Померанцев, — у кого, у кого, а уж у него мотив точно есть: стать полноправным владельцем столь серьезного предприятия! Чуешь? И это при том, что числился до сих пор финансовым директором, хотя и был держателем такого же количества акций, как Корсаков… Но Корсаков — гендиректор, в этой паре явный лидер… Все бы ничего, но Фомин, хлюпик по натуре, на убийцу как-то не тянет… Заказать лучшего друга — это да. Но в этом случае он наверняка организовал бы себе надежное алиби, и близко не соответствующее тому, которое фигурирует в деле…

— То, что он трус, — очевидно, — кивнула Галочка Романова. — Тем более если учесть, что все трусы изворотливы донельзя, насчет алиби ты прав, сорганизовал бы… В общем, я не удивлюсь, если мы выясним, что его кто-то шантажирует, а он из трусости молчит…

— Думаешь, Фомину угрожают так же, как раньше угрожали Корсакову?

— Думаю, — кивнула Романова. — Я даже подозреваю, что, в отличие от Корсакова, он знает, кто ему угрожает… И вот носом чую, что все это каким-то образом связано с их этой суперсделкой… Подумать только — миллион… Целый миллион! Представляешь?..

— Вполне! — отмахнулся Померанцев, которого эта сумма решительно не впечатлила. — Не так уж это много, Галчонок, как кажется. Во всяком случае, в производственных масштабах… Думаю, на заводе нам все-таки необходимо побывать.

— Это, Валерий, со столичной точки зрения немного, — не согласилась Галя. — Мы привыкли к делам, в которых миллионы долларов фигурируют, а не рублей! А для Северотуринска эта сумма выглядит совсем по-другому… Знаешь, насколько здесь продукты дешевле? Я была в магазинах… И даже бензин не такой дорогой, как в Москве!

— Приметливая ты, Романова, — усмехнулся Валерий. — А больше ничего не заметила?

— А должна была? — насторожилась Галочка.

— Возможно… Погоди немного — скажу точно…

Они уже достигли автобусной остановки, на которой кроме них томились еще несколько человек. Поэтому, сочтя дальнейшее обсуждение невозможным, оба переключились на тему погоды, которая вновь испортилась. Небо, отягощенное брюхатыми серыми тучами, вновь приблизилось к отвердевшей под порывами резкого северного ветра земле.

— Того и гляди, снег пойдет, — заметила Галя, поежившись в своей красивой, но не слишком теплой куртке.

Ответить ей Померанцев не успел, поскольку автобус наконец нехотя показал свой нос в конце шоссе, по которому гулял совсем не весенний ветер.

К счастью, народу в нем оказалось немного, и Галочке с Валерием достались свободные места. К удивлению Романовой, Померанцев предпочел двинуться к передним из них — благо выбор был.

Постояв на остановке минут пять и так и не дождавшись больше никого, жаждущего добраться до города, автобус все так же медленно тронулся и пополз в сторону Северотуринска. Только после этого Померанцев, сделав вид, что ему понадобилось перевязать шнурки на туфлях, наклонился в сторону Галочки и тихо бросил сквозь зубы:

— Я бы на твоем месте попудрил носик… Обрати внимание на типа в серой кепке сзади…

Что Романова и проделала с самым деловитым видом.

Спрятав зеркальце в портфель, с которым не расставалась никогда, девушка искоса глянула на Померанцева и слегка порозовела.

— Вот именно! — улыбнулся Валерий. — Я его еще когда туда ехали приметил. И к остановке он подошел незадолго до нас оба раза…

— Думаешь?..

— Не сомневаюсь. Хотелось бы знать, кого так интересуют наши перемещения в пространстве… Не расстраивайся! Ты зато Денискину машину углядела. Считай, сегодня я просто-напросто взял реванш!

8

Если слухи о поведении супруги Василия Ивановича Шмелева, о которых тот и понятия не имел, были преувеличены, то вряд ли намного. Своего мужа Женя не любила никогда, но еще меньше любила она бедность, с которой знакома была не понаслышке, и женское одиночество, призрак которого уже маячил на ее горизонте к моменту встречи с будущим супругом.

Свое детство, юность и раннюю молодость вспоминать она не любила. Мать Жени, Екатерина Дубинина, родившая дочь в сорок два года неизвестно от кого, была дурой. К счастью, данное качество будущей жене Василия по наследству не передалось. Так же как и незавидная внешность матери, напоминавшей благодаря крючковатому носу и выпирающему подбородку Бабу-ягу в молодости.

Катя Дубинина всю свою жизнь тихо проработала на местном химзаводе простой лаборанткой. К шестидесяти годам она была вознаграждена за свою беспорочную и низкооплачиваемую трудовую деятельность однокомнатной квартирой в затрапезной, дышащей уже тогда на ладан хрущевке и раком легких, полученным благодаря постоянному общению с вредными для здоровья химикатами, доконавшим Женину мать в считанные месяцы. Таким образом, Евгения Петровна в свои неполные восемнадцать лет осталась одна на всем белом свете: никаких родственников у них с матерью не было, а единственное, что могла предложить ей жизнь, — занять рабочее место безвременно скончавшейся Екатерины Дубининой. Что она поначалу и сделала, поскольку иного выхода у Жени не было.