Окончательный расчет

Блондинка, но даже без намека на платиновую вульгарность, с естественного цвета светло-русыми волосами, большими и теплыми глазами темного цвета… Ну зачем, скажите на милость, нужны таким женщинам салоны красоты?! Этого Галочке было никак не понять! Тем более что и фигурка у Фоминой что надо! И вообще, лет-то ей явно всего ничего, наверняка моложе своего супруга на добрых двадцать лет…

Что касается Геннадия Ильича — не могло быть никаких сомнений в том, что жену свою он обожал: достаточно увидеть, как это довелось Романовой, с каким лицом бросился он навстречу Лидии Сергеевне, как нежно приобнял ее, прежде чем распахнуть перед женой дверцу машины. Да, если Фомин действительно хоть как-то замешан в гибели своего друга и партнера, ему и впрямь есть что терять… А ведь еще и дочки!..

Галочка посмотрела на часы: семь двадцать утра… Пора бы уже Геннадию Ильичу объявиться: она знала, что партнер погибшего Корсакова-старшего в любую погоду бегает по утрам — на сей счет ее просветил неизвестно откуда узнавший это Померанцев. Из данного факта следовал вывод, что к своему здоровью Геннадий Ильич относится трепетно… Галя поправила русый парик, который всегда брала с собой в поездки тайком от коллег (не дай бог, узнают — засмеют!..), и норовившие съехать с носа круглые очки в модной сиреневой оправе с простыми стеклами… Про очки никто из коллег, разумеется, тоже не знал. И как раз в этот момент дверь подъезда хлопнула и на невысоком крыльце появился Фомин в дорогом спортивном костюме черного цвета.

Геннадий Ильич вышел из дома не один, а в обществе высокой, крупной и отнюдь не блистающей красотой рыжеволосой девушки лет двадцати. Никаких сомнений — старшая из дочерей… Галя пристально вгляделась в грубоватое, лишенное косметики лицо девушки и невольно подумала, что если и младшая сестра похожа на старшую, вряд ли у Лидии Сергеевны хорошие отношения с падчерицами… Собственно говоря, сцена, разворачивающаяся перед глазами Романовой, косвенно эту мысль подтверждала: Геннадий Ильич в чем-то убеждал рыжеволосую, заискивающе заглядывая ей в лицо. Девушка, при этом сохраняя почти неподвижную маску презрения, на его слова никак не реагировала — так и стояла, не глядя на отца, с явным нетерпением ожидая, пока он выговорится.

Фомин наконец замолк и теперь стоял, молча глядя себе под ноги, скорбно сдвинув брови. Рыжеволосая, так и не обронившая ни слова, слегка пожала плечами и, не оглядываясь, двинулась к ряду машин, припаркованных вдоль удобной подъездной дороги перед домом. Вместе с ее отцом Галя с любопытством проследила, как та садится в маленький синий «фиат», как машина, взвизгнув всей своей резиной сразу, срывается с места и почти мгновенно исчезает за углом дома. И лишь затем перевела взгляд на Фомина.

Как выяснилось, Геннадий Ильич за эти несколько минут успел спуститься с крыльца и теперь, глядя в удивительно чистое сегодня, почти майское небо, делал глубокие вдохи-выдохи, одновременно подымая вверх руки с вывернутыми ладонями… Кажется, это упражнение называется в буддизме «Солнышко», вспомнила Романова. Считается, что Таким образом человек подкачивает в свой организм то ли солнечную энергию, то ли то, что у них называется праной… Следовательно, Геннадий Ильич Фомин увлекается не просто спортом, но еще и хатха-йогой… Весьма забавно!

Между тем, завершив «подкачку», Фомин развернулся лицом в сторону набережной, до которой отсюда было чуть более километра, и начал свой бег трусцой.

Топографию этого района Галочка изучила самым тщательным образом, прежде чем приступить к заданию, полученному от Турецкого. Она ничуть не сомневалась, что свой путь ее объект как раз к набережной и держит. И, прикинув, сколько времени ему понадобится, дабы достичь Волги, спокойно развернула свой уже включенный «жигуленок» в противоположную сторону, двинувшись к единственной объездной дороге, которая вела отсюда в ту точку, где, по расчетам Романовой, они с Фоминым должны были неизбежно пересечься.

Прибыв на место минут за десять до того, как должен был здесь же объявиться Геннадий Ильич, Романова вышла из машины, поскольку далее была уже исключительно пешеходная зона. И с самым нейтральным видом пристроилась возле парапета, отделявшего Купеческую набережную от Волги: вид отсюда открывался словно специально для туристов. Небольшой обрывистый спуск к реке, уже практически полностью освободившейся ото льда, широченной, необыкновенно полноводной, серо-розово-голубой под рассветным небом такого же цвета… Романова некоторое время с искренним восхищением любовалась великой русской рекой, от которой шло ощущение настоящей вечности — таинственное, возбуждающее в душе тоже что-то вечное, чему названия в человеческом языке просто нет…