Окорок единодушия

— Ну, положим же, что она прочитана. Разумеется, глубокое молчание водворяется во время торжественного обряда. Мы встаем для получения награды. Музыка гремит, колокола опять звонят, крики бесчисленной толпы наполняют воздух. Тут выносится древнее кресло: мы садимся — я на правой руке, ты на левой…

— Нет, мой милый, неправда: ты на левой руке, а я на правой.

— Извините, мистрисс Неттельбед: я сам знаю лучше вашего, как следует сидеть.

— Знайте, сколько вам угодно, мистер Неттельбед, я не уступлю вам первого места.

— Хорошо, хорошо, мой друг, в этом нет важности, мы уладим как-нибудь. Мы садимся. Процессия двигается. Впереди Уилль Крен, первый стремянный сквайра, несет окорок. Он несет его на высоком шесте, чтоб видно было всему народу. За ним, наигрывая, идут музыканты; за ними идет сквайр Монкбери, пастор Бош, доктор Сайдботтом…

— Ах, как живо! Я точно теперь смотрю на толстого доктора Сайдботтома, как он переваливается с ноги на ногу и беспрестанно утирает свое круглое лицо, особенно, если день будет жаркий, и как он будет на меня посматривать!

— Все будут смотреть на тебя, Нелли; ты будешь «зрима всеми зрителями», как говорится в стихах. Но возвратимся к делу. За доктором Сайдботтомом шестеро здоровых людей несут нас; мы величественно сидим в великолепном кресле…

— А на которой же стороне я сижу?

— Ведь мы уж условились с тобою об этом, мой друг. Как восхитительно для нас будет возноситься над необозримою толпою и смотреть на нее! Все деревья, все плетни усеяны мальчишками; на рыдванах на телегах, везде стоят и смотрят на нас люди…

— Ах, какое прекрасное общество будет любоваться на меня из карет! До телег и до мальчишек на плетнях, и до всей этой сволочи мне нет дела; но приятно будет видеть тут знатных людей в каретах; особенно, если приедет сэр Джон Гробхэм, или сэр Джильберт де Монфише, или другие красивые молодые сквайры.

— Чтоб провалиться им всем! Но продолжаем нашу процессию. За нами идут присяжные: с моей стороны девушки, с твоей стороны молодые люди.

— Это не годится. Если молодые люди пойдут не сбоку, а позади меня, то мне их не будет видно. Они должны идти сбоку.

— Да что тебе в них?

— Как что? Я хочу, чтоб было по-моему; иначе я не хочу и вмешиваться в это дело.

— Ну, ну, хорошо! Не стану спорить с тобою из-за пустяков, лишь бы только достичь нам главной цели. Итак согласен: пусть молодые люди идут за тобою. Таким образом процессия обходит стены старого приорства, среди криков толпы; наконец несут нас домой и мы оканчиваем день пиром и весельем! Славный будет денёк, право, славный! Я уверен, ты всеми силами постараешься заслужить такую честь. Нам нужно соблюдать величайшую осторожность: не надобно и глядеть друг на друга косо, не то, чтоб ссориться, то есть при людях. А! вот едет почтовая телега. Надобно пойти принять гостей, если кто остановится здесь. Пожалуйста же, наблюдай за собою, то есть при людях.

III. Странный гость, появившийся у мистера Неттельбеда

Звонят бубенчики почтового экипажа. Как отрадно это звяканье жителям Донмо! Весь городок им занят, все болтуны и сплетницы сбегаются на площадь смотреть на огромную почтовую телегу, которая тихо катится, подпрыгивая по гололедице и замерзшим кочкам. Весело звенят бубенчики на сбруе вороных коней; дети кричат, собаки лают и кондуктор Бен похлопывает длинным бичом.

Наконец громадный экипаж останавливается у трактира. Бубенчики умолкают и в тот же миг Иона Неттельбед сходит с крыльца встречать гостей. Том должен помогать своему хозяину в приеме их; Керроти Дик держит лошадей, а кондуктор объявляет трактирщику, что привез ему старика-джентльмена, который ехал из Сеффрой-Вольдена. «На чемодане его выставлено: „мистер Плот“, потому надобно думать, что его фамилия — Плот, — примолвил Бен, — преудивительный старик он. А вот он и выходит из экипажа».