Заглушив в себе очередной приступ ревности, почти окрыленная последними словами тальдена, открыла было рот, собираясь сказать, что тоже только о нем и думаю, когда следующая фраза все перечеркнула:
– Я и так собирался к тебе этой ночью.
А почему не к Эйвион?
– За ребенком? – усмехнулась разочарованно.
– За ребенком. Но раз уж ты пришла и готова…
Дракон чертов.
– Если ты еще не догадался, – невольно попятилась; к счастью, Герхильд не спешил прощаться со своим мажорным креслом и опрокидывать на стол благоверную, – я здесь, чтобы поговорить. Спокойно. Без скандалов. Хочу все объяснить, и чтобы ты меня наконец понял. Ты…
– Я понимаю тебя, Аня, – перебил Скальде, забравшись в свой любимый ледяной панцирь. – Понимаю, почему обманывала. Ты ведь уже все объяснила. Боялась за близкого человека, с которым связала свою жизнь. – Прожег взглядом, словно сигарету о меня тушил. Много-много зажженных сигарет, от которых все лицо начало гореть. – Поэтому и покорилась ведьме. Изо всех сил старалась перед ней выслужиться, лишь бы к нему возвратиться.
Хлесткие упреки, произнесенные ничего не выражающим голосом. Не явные – завуалированные, но ранившие с одинаковой силой.
Шаг навстречу, за ним другой. Жалкая попытка преодолеть пролегшую между нами пропасть, щерившуюся обидами и недоверием.
– Скальде, на Земле другие порядки, и наш союз с Воронцовым не вечен. Мы уже не вместе и никогда больше вместе не будем. Ты говоришь, что понимаешь меня. Но это не так. Ты даже не пытаешься меня понять! – Резко втянула в себя воздух. То ли его в кабинете было слишком мало, то ли это я от волнения задыхалась. – Да, я боялась за Лешу. Боялась, что Блодейна навредит ему или моим близким. Да что там боялась! Мысль о том, что кто-то из них пострадает, ввергала меня в панику. И за себя, если честно, тоже переживала. У вас ведь столько жестоких законов. Жестоких по отношению к женщинам. Ну как мне было не бояться? А потом все страхи заглушил один-единственный – я очень сильно испугалась, что тебя потеряю. Потому и помешала вашей с Ариэллой свадьбе.
– Как же легко ты променяла одного мужчину на другого…
– Потому что всем сердцем полюбила этого другого!
Вот он сидел, безмятежно-расслабленный, словно зверь, удачно поохотившийся и насытившийся вдоволь. А спустя мгновение, стремительно поднявшись, оказывается со мною рядом. Пронизывает хищным, голодным взглядом, полным недоверия, прорывающейся наружу злости, ревности.
По крайней мере, хотелось верить, что вызываю в тальдене хотя бы это ядовитое чувство, а значит, по-прежнему ему небезразлична.
– Или потому что так поступить тебе велела морканта? После того, как я объявил эсселин Талврин своей ари, ведьма покинула праздник. Была у тебя, говорила с тобой. Убеждала, давила, снова запугивала, и ты поддалась. Не могла не поддаться. Потому что, как сама сказала, боялась. И теперь боишься снова. Меня. Вот и извиваешься ужом. Пытаешься наладить отношения, опасаясь наказания. Напуганная историями про жестокость магов.
Вот куда его понесло?!
– Но…
– Это были твои слова, Аня, – снова перебил меня Скальде, совершенно уверенный в своей правоте. – Но я дал тебе слово, – легкое, почти невесомое прикосновение пальцев к щеке. Поглаживание, от которого сердце не бьется быстрее, готовое выпрыгнуть из груди, обрадованное долгожданной ласке. Наоборот, сжимается болезненно и плачет. – Пообещал, что с тобой ничего не случится. Потерпи немного, и снова окажешься дома. Наказание понесет Фьярра. Она его заслужила. Не ты. Я не сделаю тебе больно, но прошу меня не отталкивать.
– Но ты делаешь… – всхлипнула, задохнулась от накатившего осознания: Скальде вроде и был рядом, меня касался, но, казалось, нас по-прежнему разделяют миры, а не расстояния. – Делаешь мне больно! И, кажется, даже не понимаешь, как жестоко меня сейчас наказываешь. Не Фьярру!
Оглушительную тишину, длившуюся несколько мучительных секунд, нарушил тихий вопрос:
– Тот цветок, который я сорвал для тебя… Кого ты загадала в нем увидеть?
Черт! Черт! Черт!
– Свой мир, – выдавила еле слышное.
– Кого, Аня?!
– Воронцова.
– Так и думал, – горькая усмешка.
Послужившая катализатором для ядерного взрыва у меня в сердце:
– В этом твоя проблема, Герхильд! Ты слишком много думаешь! Домысливаешь, анализируешь, придумываешь. Вместо того чтобы немного поднапрячься и перешагнуть через свою гордыню. Наконец понять, что на свадебный пир я явилась не по приказу морканты. А чтобы ты, дурак, не сошел с ума. Я рискнула собой ради тебя! Потому что полюбила. Призналась в этом на глазах у всей Адальфивы! Стала твоей ари, а ты удерживаешь меня в этих стенах силой. Как в клетке! И обращаешься со мной не как с женой, а как с презренной рабыней!
Нежное прикосновение сменилось жестким захватом, а слова ударили наотмашь уже несдерживаемой яростью: