Оковы завтрашнего сна

За окном всё так же бездушно носился ветер, когда Бедфорд с трудом оторвался от стула и, шаркая, подошёл к шкафу. Он раскрыл чёрную папку и долго всматривался в текст, перелистывал и снова погружался в строки напечатанного дела. Это было одно из последних расследований на тот момент молодого и пылкого детектива. Его умозаключения были невероятны, решения столь непредсказуемы, что он сам с трудом мог поспевать за мыслями, а результат срывал голову каждому. Никто и подумать не мог, что за два часа работы в кабинете следователя с уликами и именами подозреваемых молодой детектив тогда выйдет и огласит имя преступника. И спустя короткое время собственноручно застегнёт на его запястьях наручники.

С годами пылкий нрав, развязное безрассудство и страсть к риску канули в небытие. Всё, что осталось – одиночество и отрешённость. Они усадили Бедфорда за этот стол, положили перед ним бумагу и всучили ручку. Всё, что оставалось это наслаждаться одиночеством и писать, писать о прошлой жизни. Резвый шаг, горящие глаза, стрельба, эксцентричные дамы, предсмертная агония, шелест новых купюр, ставки – в прошлом. Будто даже и не в его. Всё изменилось, оставив на память лишь яркие пятна.

Однако писать оказалось куда сложнее, чем расследовать дело, даже десятилетней давности. Слова, что могли бы описать героя или картину в голове автора, не могли перейти на лист бумаги не искаженными. Вечно были не те мысли, не те эпитеты, не та метафора… С одной стороны, задание для семилетнего ребенка: представь дуб, его могучий ствол, ветви и шелестящую крону, а теперь опиши это. Но писатель терялся в элементарных вещах: растрескавшийся ствол дерева, повидавшего немало на своих веках или совсем молодое стремящееся своими ветвями к небосводу деревце; зелёная ли листва у этого дуба или пара пожелтевших, иссохших листочков уже слетали и покоятся на траве; сидела ли на огромном сучке ворона или нет; дул северный или северо‐восточный ветер? Для писателя важно всё. Каждая деталь. Возможно, читатель с роду её и не заметит, да и критик пропустит мимо глаз, но она важна. Какого цвета пижама у второстепенного героя, от какой конфеты фантик лежит под кроватью, что сделал прохожий, заметив ссору молодой пары. Это всё мелочь, и она может даже не войти в финальный вариант произведения, но автор над этим долго ломал голову.

Бедфорд поставил на место папку и уставился на безмолвную улочку за окном. Приятный осенний холод пробирался под рубашку, будил мурашки и пытался проникнуть под кожу.

Квартиру всполошил телефонный звонок.

Бедфорд не сдвинулся с места, продолжая рассматривать мрачный пейзаж. Он медленно переводил взгляд с одного предмета на другой, пытаясь найти некий скрытый знак, какое‐то тайное посланий, призрачный намёк.

Телефон в углу комнаты снова подал голос.

Небольшое облачко пара рассеялось в леденящей ночной тьме. Писатель медленно пошёл к дивану у стены, надеясь, что пока он идёт, тот уже умолкнет. Но трубку снять удалось.

– Доброй ночи, – послышалось с того конца провода.

Бедфорд стянул со стола пепельницу, поставил её на диван и взял в зубы сигару.

– Это Клиффорд Мортон. Простите за столь поздний звонок, мне ужасно неловко. Мистер Бедфорд, я позвонил вам… за советом.

–Угу, – промычал детектив, делая затяг.

– Я очень встревожен поведением Джейн. Моя дочь уже не похожа на мою дочь. Она очень поменялась после того вечера, когда вы нанесли нам визит. Я боюсь за неё. Не смогу пережить, если с ней что‐то случится…

Повисла пауза. Бедфорд курил и смотрел в потолок. Он слышал, как его собеседник что‐то глотает, скорее всего, осушает уже не первый бокал фруктового бренди.

– Мистер Бедфорд, я опасаюсь того, что моя дочь решила вести собственное расследование пропажи Кейт, из‐за чего может оказаться в опасности. Она не имеет ни малейшего понятия, в какие дебри лезет, верно, мистер Бедфорд?

– Да.

– Вы думаете, что она в опасности?

– Я ничего не думаю, мистер Мортон…

– Мне безумно жаль, – перебил клиент, – что я потревожил вас. Поймите, что я боюсь потерять и вторую дочь…

Бедфорд оторвался от спинки дивана, упёрся локтем в колено и с силой надавил на глаза пальцами.

– Где сейчас Джейн?

Послышалось снова глотание и звяканье.

– Э‐э… Спит.

– Вот и вам не мешало бы вздремнуть… Мистер Мортон!

– Да?

– Нет ли среди ваших знакомых журналиста?

* * *

– Всего хорошего!

Трубка со звоном упала на место, сигару грубо затушили о дно пепельницы, смяв до неузнаваемости.

Писатель обхватил голову руками. Склонился над полом и покачивался, словно болванчик.

Сегодняшний день явно не войдет в число спокойных или обычных.