Читаем Октавиан Август. Революционер, ставший императором полностью

В 4 г. н. э. Августу были даны консульские полномочия для проведения частичного ценза. Бедных граждан, как и постоянно проживавших вне Италии, не беспокоили, а взамен вновь внесли в списки только тех, кто похвастался имуществом стоимостью минимум 200 000 сестерциев. В то же время снова был пересмотрен список сенаторов, но нет особого основания думать, что это устроили ради устранения потенциальных врагов Тиберия или Постума. Вероятно, это являлось просто продолжением прежних попыток, и проверке подвергли тех, чье поведение или состояние вызывали сомнения. Некоторые, вероятно, изо всех сил старались сохранить требуемый имущественный ценз. Десятилетие спустя мы узнаем о внуке оратора Гортензия, который растил четырех сыновей, но владел имуществом, стоимостью лишь 1 200 000 сестерциев и таким образом был не в состоянии разделить его так, чтобы сделать для них возможным избрать сенаторскую карьеру. В 4 г. н. э. принцепс дал деньги восьмидесяти сенаторам, чтобы они могли удовлетворить требованию имущественного ценза для членства в этом сословии. Иногда также утверждали, что с того времени и до конца жизни Августа Тиберий оказывал значительное влияние на выборы консулов. Наиболее вероятно, что он играл роль в выдвижении кандидатов, что и Август продолжал делать, но ни одно имя не вызывает особого удивления, и все они принадлежат к той категории людей, которые с большой вероятностью достигли бы этой должности и каким-либо иным способом.[670]

Этот год был свидетелем введения закона, подкреплявшего другие недавние установления и предусматривавшего регулирование отношений к рабам, в частности, предоставления им свободы – особенно путем ограничения количества, которое могло быть отпущено на свободу по завещанию либо молодыми хозяевами, а также определявшего точный объем обязательств, налагаемых на вольноотпущенника или вольноотпущенницу в отношении их бывшего хозяина. Весьма возможно, Августа несколько беспокоило слишком большое число вольноотпущенников, из-за чего Рим оказался наводнен новыми гражданами, и он, конечно, опасался, что очень много окажется тех, кто имеет право на бесплатное получение зерна в Риме. Другие меры, однако, были направлены на покровительство вольноотпущенникам, продолжение предоставления им гражданства, пусть и с небольшими ограничениями, награждение тех, кто растил значительное число детей, так же как это делалось в отношении остальной массы граждан. Среди вольноотпущенников было много трудолюбивых и весьма преуспевающих личностей, занимавших важное положение в пригородах самого Рима и иногда достигавших высоких постов на местном уровне где-либо в других городах; и Август заботился о том, чтобы снискать их лояльность ему и государству, так же, как он делал это по отношению к другим слоям общества. С точки зрения законодательной и другой деятельности, 4 г. н. э. не говорит о радикальной перемене во власти или руководстве правительством, но гораздо больше, как обычно, о чувстве долга.[671]

Величайшая опасность со времен Ганнибала

До конца года Тиберий стоял во главе армии, действовавшей к востоку от Рейна. В продолжение зимних месяцев он ненадолго вернулся в Рим – то, что он будет делать теперь каждый год – прежде чем возвратился, чтобы будущей весной возглавить еще одну кампанию, доведя свои легионы по крайней мере до Эльбы. Это были операции против вождей и племен в пределах области, уже находившейся под римским влиянием, что отражало продолжавшееся сопротивление или изменившиеся отношения. Другие общины в этих краях, казалось, приняли, а возможно даже приветствовали римское господство. Археология дает ясное доказательство существования как минимум одного города римского типа, основанного приблизительно на рубеже I века н. э. в Вальдгирме, недалеко от военного лагеря, использовавшегося во время завоевательных походов, и имеются намеки на существование других подобных общин. Городской стиль жизни, являвшийся основным для римлян, все еще был малопривлекателен для народов этой области, но нельзя сказать, чтобы такое положение со временем не изменилось бы, как то произошло в других провинциях после их завоевания.[672]

Перейти на страницу:

Все книги серии Страницы истории

Европа перед катастрофой, 1890–1914
Европа перед катастрофой, 1890–1914

Последние десятилетия перед Великой войной, которая станет Первой мировой… Европа на пороге одной из глобальных катастроф ХХ века, повлекшей страшные жертвы, в очередной раз перекроившей границы государств и судьбы целых народов.Медленный упадок Великобритании, пытающейся удержать остатки недавнего викторианского величия, – и борьба Германской империи за место под солнцем. Позорное «дело Дрейфуса», всколыхнувшее все цивилизованные страны, – и небывалый подъем международного анархистского движения.Аристократия еще сильна и могущественна, народ все еще беден и обездолен, но уже раздаются первые подземные толчки – предвестники чудовищного землетрясения, которое погубит вековые империи и навсегда изменит сам ход мировой истории.Таков мир, который открывает читателю знаменитая писательница Барбара Такман, дважды лауреат Пулитцеровской премии и автор «Августовских пушек»!

Барбара Такман

Военная документалистика и аналитика
Двенадцать цезарей
Двенадцать цезарей

Дерзкий и необычный историко-литературный проект от современного ученого, решившего создать собственную версию бессмертной «Жизни двенадцати цезарей» Светония Транквилла — с учетом всего того всеобъемлющего объема материалов и знаний, которыми владеют историки XXI века!Безумец Калигула и мудрые Веспасиан и Тит. Слабохарактерный Клавдий и распутные, жестокие сибариты Тиберий и Нерон. Циничный реалист Домициан — и идеалист Отон. И конечно, те двое, о ком бесконечно спорили при жизни и продолжают столь же ожесточенно спорить даже сейчас, — Цезарь и Август, без которых просто не было бы великой Римской империи.Они буквально оживают перед нами в книге Мэтью Деннисона, а вместе с ними и их мир — роскошный, жестокий, непобедимый, развратный, гениальный, всемогущий Pax Romana…

Мэтью Деннисон

История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное